К Сэнсом - Каменное сердце

— Благодарю.

Помедлив немного, Роберт произнес:

— Полагаю, что вы не впервые заботитесь об обездоленных детях.

Я улыбнулся:

— Разве Господь наш не говорил, что надлежит заботиться о малых сих?

Барристер наклонил голову. Мне было понятно, что он гадает о причине, побуждающей меня заниматься таким делом. Я и сам сомневался в собственных мотивах, если не считать того, что грозящие детям опасности и творимое юристами зло всегда самым тесным образом задевали меня. Как и желания королевы, к которой я ощущал более чем дружеские чувства. Впрочем, распространяться об этом было ни к чему. Откланиваясь, я ощутил новый прилив решимости, которую Барак иногда именует упрямством.

Через несколько часов я вновь шел по двору Бедлама. Его затянула какая-то теплая дымка, поглощавшая городской шум.

В то утро я решил побывать у Эллен. Мысль о том, что она не располагает даже официально положенной безумцу защитой, еще больше напрягала присущее мне чувство ответственности. Как минимум двое людей не могли не знать правду: попечитель Джордж Метвис и смотритель Эдвин Шоумс. С Метвисом я встречался два года назад — во время расследования по делу одного моего заточенного в Бедлам клиента. Этот типичный придворный даже не скрывал того, что воспринимает занимаемую должность исключительно как источник дохода. Заставить его поделиться своими секретами могли только суммы, находящиеся за пределами моих возможностей. А надзиратель Шоумс был лишь оружием в его руках. Посему я решил, быть может с излишней поспешностью, вновь повидаться с Эллен и еще раз попытаться что-либо выведать у нее самой.

Я постучал в дверь. Ее открыл один из младших надзирателей, крепкий, с отвисшей челюстью молодой человек по имени Пэлин. Он сонно кивнул мне.

— Я хочу повидать Эллен Феттиплейс, — сообщил я ему.

— Ага, — произнес надзиратель, но тут его отодвинул в сторону Хоб, занявший место в дверях.

— Мастер Шардлейк, — проговорил он тоном, в котором приветствие мешалось с насмешкой. — Не ожидал увидеть вас вновь так скоро!

— Не исключено, что меня в ближайшие дни ожидает дальняя дорога, и я хотел сообщить об этом мисс Феттиплейс, — объяснил я.

Смотритель шагнул в сторону, пропуская меня внутрь. Дверь кабинета оказалась открытой, и я увидел сидевшего за столом и что-то писавшего человека. Этот жирный мужчина средних лет, похоже, никогда не вылезал из черного, слегка запятнанного камзола. Заметив посетителя, он обратил ко мне невозмутимый каменный взгляд. Мы с ним были давними противниками.

— Пришли повидать Эллен, мастер Шардлейк? — прорычал он басом.

— Да, сэр.

— Похоже, что кто-то пытался вас придушить, — заметил толстяк. — Должно быть, какой-нибудь несчастный клиент, обезумевший от судейских проволочек?

— Увы, всего лишь обыкновенные воры, любители чужих денег, как и все мошенники. Но спасибо за приветствие, мастер Шоумс. Вижу, что в Бедламе всегда рады гостям.

— Посмотрел бы я, что бы вы запели, оказавшись на нашем месте. Прямо скажем, мало радости выполнять подобные обязанности. Так, Хоб? — Эдвин бросил острый взгляд на Гибонса.

— Точно так, сэр, — подтвердил смотритель.

— Эллен сейчас в гостиной, — вновь повернулся ко мне Шоумс. — И скажите ей заодно, чтобы привела старого Эммануила — подписать расписку за свою одежду — или же подписала за него сама. Передайте, пусть принесет документ вместе с чернильницей ко мне в кабинет.

Эллен Феттиплейс занималась в гостиной тем самым, что умела лучше всего: спокойным и ровным голосом ободряла одного из пациентов. Им оказался тот самый высокий и худощавый мужчина, которого я видел во время предыдущего своего визита. Эти двое сидели за широким исцарапанным столом, на котором между ними стояла чернильница с пером. Эллен изучала какую-то бумагу, а новый пациент со смущением взирал на нее, прижимая к груди жалкий сверток. Когда я вошел, оба повернулись ко мне. Лицо моей приятельницы сразу преобразила восторженная улыбка. А ее собеседник, наоборот, уронил свой сверток на стол, вскочил и испуганно замахал руками в мою сторону.

— Адвокат! — завопил он. — Они подослали ко мне адвоката, чтобы упечь в долговую тюрьму Маршал си!

— Нет, Эммануил, — проговорила Эллен, хватая его за плечо. — Это мой друг, мастер Шардлейк. Он пришел, чтобы повидаться со мной. — В словах ее звучала гордость.

— Я же выплатил все, что мог, сэр! — ломая пальцы, сообщил мне этот несчастный. Он отодвинулся от меня подальше, приходя во все большее волнение. — Дело мое погибло, у меня осталась только та одежда, что на мне и в этом свертке. Суд разрешил мне пользоваться ею, и вы не имеете права…

Я поднял руку в умиротворяющем жесте:

— Сэр, я пришел сюда, чтобы поговорить с Эллен. О вас мне совершенно ничего не известно…

— Как бы не так! Все вокруг обманывают меня! Даже король подсунул фальшивое серебро! Я видел его! А все мое подлинное серебро забрали!

— Пэлин! — позвала Феттиплейс, так как Эммануил вырвался из ее рук и бросился к двери.

Немедленно появившийся молодой человек крепко схватил беглеца.

— Пойдем-ка, дружище, — проворчал он. — Пойдем приляжем. Никто за тобой не гонится.

Он повел плачущего больного прочь, а я повернулся к Эллен. Она с ужасом смотрела на мою шею:

— Мэтью, что с тобой произошло?

— Попытка ограбления. Ничего страшного, — добавил я непринужденным тоном.

— Спасибо тебе огромное, что пришел опять. Ведь с прошлого посещения не прошло и четырех дней. — Женщина снова улыбнулась.

— Эллен, я хочу кое о чем расспросить тебя. — Я решил сразу перейти к делу. — Однако Шоумс говорил, что сперва ты должна отнести ему какую-то бумагу.

— Да, вот она, расписка за скудные пожитки мастера Эммануила. Он не подписал ее, и потому это придется сделать мне.

Так моя подруга и поступила, выведя свое имя элегантным округлым почерком, подтверждавшим, что она получила кое-какое образование.

После того как мисс Феттиплейс возвратила бумагу и перо в кабинет Шоумса, я последовал за нею по длинному коридору в ее комнату. На Эллен было то же самое голубое платье, что и в среду, и я заметил, что оно протерлось в нескольких местах. Мы миновали помещение, где жил жирный пожилой джентльмен, полагавший, что именно он и является королем. Дверь в его комнату была приоткрыта, и один из надзирателей менял покрывавший каменный пол тростник, прикрыв нос куском ткани, чтобы избавить себя от густой вони, которую распространяли старые подстилки, наваленные грудой в углу. Сам старик в бумажной короне сидел на стуле, укрываясь потрепанным покрывалом. Он с каменным выражением лица взирал перед собой, пренебрегая идущими мимо простыми смертными.