Мария Амор - Смертельный вкус Парижа [litres]

– Похоже, его застрелили в упор. – Инспектор вытащил увеличительное стекло, склонился над полноватой белой грудью покойного.

Действительно, кожа вокруг раны была опалена. Я указал на миску:

– Вот пуля.

Валюбер повертел ее в пальцах:

– 7,65 миллиметра.

Он вынул из кармана гильзу, сравнил ее с пулей, засунул и то и другое в карман. Поднял правую руку трупа. Рука была ухоженная, ногти аккуратно подпилены, на волосатом запястье болтались золотые часы. Косточки тыльной стороны ладони оказались расцарапаны, словно кулак с силой проехался по чему-то жесткому, вроде тротуара или каменной стены.

– Либо он ударился рукой при падении, либо с кем-то дрался.

Я указал на оставшийся под телом распахнутый смокинг:

– Он с кем-то дрался.

– Почему вы так уверены, доктор?

– Пуговицу оторвал я, когда спешил добраться до грудной клетки. Но правый лацкан уже был отодран.

– Помогите мне, пожалуйста.

Вместе мы приподняли тело, инспектор вытащил из-под покойника измазанный в крови, пробитый пулей черный шерстяной пиджак, повертел в руке наполовину оторванный и сильно мятый сатиновый лацкан.

– Действительно, пуля не порвала бы ткань по шву. Возможно, санитары случайно оторвали.

– Вряд ли санитары тащили раненого за один правый лацкан. Спросите лучше мадам Паризо, она может помнить. Похоже, что Люпон дрался с убийцей.

– В таком случае на убийце тоже могли остаться следы драки.

Инспектор снял с запястья покойного часы, вытащил из нагрудного кармана смокинга окровавленный платок, из боковых карманов выудил золотой портсигар и маленькое, туго набитое портмоне, в нем оказалась пачка крупных купюр. Валюбер раскрыл портсигар, повертел в пальцах сигарету:

– «Голуаз»… Доктор, какое отношение к этой компании имеет ваша жена?

– Почти никакого. Мы прибыли в Париж три месяца назад из Тегерана. Элен – модистка, в Тегеране у нее была лавка головных уборов. В Париже она познакомилась со многими русскими эмигрантами, имеющими отношение к миру моды. На прошлой неделе на показе летней коллекции в модном доме князей Юсуповых ей представили месье Люпона. На следующий день Люпон прислал нам приглашение на ужин в честь выхода его альбома о старинных кушетках. Я не мог присоединиться, так как должен был дежурить здесь, но Элен приняла приглашение. Она хотела расширить круг своих парижских знакомств. К сожалению, Люпон перебрал и начал приставать к ней…

– Откуда вы это знаете? – перебил меня инспектор.

– Она из ресторана прибежала прямо сюда, ко мне.

– Ах вот как? – Он оживился, опять раскрыл блокнот. – Пожалуйста, все, что она рассказала, во всех подробностях.

Поскольку обслуга ресторана уже доложила ему об инциденте, я решил ничего не скрывать, но постарался, чтобы поступки Елены выглядели ожидаемыми и не вызывающими подозрений.

– Месье Люпон столкнулся с моей женой в фойе на выходе из туалетной комнаты и взял с ней чересчур игривый тон. Элен растерялась – в Тегеране приняты иные формы обращения к замужним женщинам. Она почла за лучшее покинуть ресторан, благо знала, что мой госпиталь находится совсем рядом.

– Вы помните, в котором часу она появилась здесь?

– Сразу после одиннадцати. Как раз прозвонил колокол Нотр-Дам.

– В восемь минут двенадцатого, – тоном классной дамы поправила меня Мартина Тома.

– Так. Выходит, ваша жена бежала до госпиталя двадцать минут?

– Она дошла так быстро, как дошла бы любая женщина на каблуках по темным улицам, не очень хорошо зная дорогу, – сказал я сухо.

– Довольно рискованный поступок – ходить одной по ночному городу, вы не находите?

– У нее не было выбора, но винить в этом можно только покойного. Она, кстати, даже не знала, что месье Люпон, оказывается, тоже вышел из ресторана.

– Ваша жена была как-то особенно взволнована, испугана?

– Не больше ожидаемого. Я вызвал такси, и она уехала домой.

– У нее до крови было разбито колено. Доктор Ворони́н продезинфицировал его, – наябедничала Мартина.

– Ах вот как? Колено? Какое?

Мне все меньше нравилось это дознание. С каждым вопросом инспектора и ответом Мартины крепло впечатление, что Елена сначала подралась с месье Люпоном, а затем застрелила его. Как мог, я постарался развеять эти безумные предположения:

– Правое. По дороге сюда она споткнулась и упала.

– Доктор, вы сами были знакомы с месье Люпоном?

– Нет, если не считать моих попыток спасти его.

– Хм. Ваша жена была с сумочкой, вы не помните?

– Да, у нее была с собой маленькая сумочка.

– Простите, я вынужден спросить: у вас или у вашей жены имеется огнестрельное оружие?

Я сказал, что нет. Так было проще. Чем меньше возможностей убить, тем меньше совершенно необоснованных подозрений. К тому же наш браунинг, как назло, стрелял пулями калибра 7,65 миллиметра. Краем уха я слышал о новом способе сверять следы на пуле с нарезками в дуле, но о пистолете никому, кроме Елены, известно не было, и разумнее было не рисковать.

– Моя жена не имеет никакого отношения к гибели месье Люпона. Месье Люпон с кем-то дрался. Согласитесь, очень маловероятно, чтобы он бил женщину кулаком. Наверняка на берегу Сены на него напали клошары.

Валюбер еще раз осмотрел расцарапанный кулак и оторванный лацкан.

– Я работаю в полиции почти тридцать лет и встречал очень мало клошаров с пистолетами. К тому же его не ограбили. Завтра в полдень я приеду к вам домой, расспрошу мадам Ворони́н, взгляну на ее сумочку.

Я поморщился: дотошный служака наверняка и коленку Елены захочет тщательно проинспектировать. Он записал наш адрес, кинул последний взгляд на покойника:

– Ничего не трогайте. Я пришлю машину из префектуры, тело заберут в наш морг для судебной экспертизы.

Мы молча покинули операционную.

За стеклом регистратуры спиной к нам стоял месье Бартель, прижимая к уху телефонную трубку и излагая кому-то события вечера. Инспектор кашлянул над его плечом, Бартель оглянулся:

– Извини, я перезвоню. – Не смутившись, он повесил трубку на рычаг. – Инспектор, смерть такого человека, как Ив-Рене Люпон, невозможно сохранить в секрете.

Валюбер строго сказал:

– Тем не менее не посвящайте широкую публику в детали происшедшего. Убийца не должен знать, что именно известно полиции.

Антуан хмыкнул:

– Инспектор, все, что знает Клэр, знает весь Париж.

Мадам Паризо возмущенно встрепенулась:

– Интересно! А сам до этого звонил Марселю Додиньи! Худшему врагу Ива-Рене!

Инспектор поморщился, но пошел дальше, видимо, поняв тщетность попыток соблюдать секретность, имея дело со сплетницей и светским хроникером. Я был уверен, что читатели «Пари-Суар» уже завтра будут осведомлены о всех пикантных деталях преступления. К сожалению, не приходилось сомневаться, что там будет фигурировать и «прекрасная персиянка». Друзья Люпона и вдова глядели на инспектора так, как будто осмотр трупа мог принести с собой нечто утешительное. Я снова оперся спиной о регистрационную стойку – немного поодаль, но в радиусе слышимости. Валюбер прошерстил свои записи, подытожил: