Иван Любенко - Слепень. Повести

Вечером я вновь решил прогуляться. Несмотря на уже задёрнутые шторы, в доме горел свет, и Поликарп Осипович ходил по комнате, но мне дверь не открыл, хоть я и звонил несколько раз. Получается, он дома, но не выходит к людям. Вероятнее всего, опять занят каким-нибудь научным исследованием. Думаю, Вам не стоит беспокоиться, учитывая, что Поликарп Осипович всегда отличался некоторыми странностями, кои свойственны учёным мужам. Как увижу профессора, сразу напишу.

С уважением, Игнатьев Р. С.

20 мая 1914 г., Туапсе.

Ардашев допил чай и, глядя на отрывной настенный календарь, вспомнил, что не исполнил ежеутренний ритуал. Он поднялся из-за стола и оторвал лист за 22 мая. На обороте красовалась реклама Русского общества пароходства и торговли. На палубе стояла элегантная пара. Дама в длинном пальто с меховым воротником, пытаясь совладать с ветром, двумя руками придерживала шляпу, поля которой были отделаны опушкой. Полы пальто развевались на ветру. Рядом с ней находился джентльмен в клетчатом кепи, пальто и виднеющемся тёмном галстуке на фоне светлой сорочки. Он носил ботики с лаковыми носами и подвёрнутые по последней моде полосатые брюки. У ног покоился вместительный саквояж с биркой. Казалось, что пара либо только села на пароход, либо собралась его покинуть. Их взор был устремлён вдаль, на египетские пирамиды.

«Какая несуразица, — мысленно усмехнулся Ардашев. — Во-первых, зимние круизы по Чёрному и Средиземному морям РОПиТ не делает. Это опасно из-за штормов. Во-вторых, если представить невозможное, то всё равно пирамиды невозможно рассмотреть с моря, пусть даже зайдя в Александрию. В-третьих, айсбергами эти пирамиды никак быть не могут, поскольку пароходы РОПиТа не ходят через Атлантику, и РОПиТ в данном случае афиширует свой конёк — черноморские круизы, Константинополь, порта Персидского залива до Басры и линию Петербург — Либава. И в-четвёртых, если ветер грозит унести шляпку дамы, то надобно было изобразить и волны. Вероятно, художник никуда дальше мастерской не выбирался и моря не видывал. …А с другой стороны, много ли людей заметят эти ошибки? Думаю, нет».

За окном стояла дождливая майская весна. Из открытой форточки доносилось счастливое щебетание птиц, крик молочницы и шум одинокого автомобильного мотора, вызывавшего, судя по лошадиному ржанию, ужас у встречных экипажей.

Он повернулся к жене и сказал:

— А не махнуть ли нам к Чёрному морю, Вероника? Там сейчас цветёт чёрная магнолия. Говорят, это безумно красиво. В позапрошлом году мы с доктором Нижегородцевым так и не успели её увидеть [17] Об этом читайте в романе «Чёрная магнолия» («Секрет Распутина») ( прим. авт .). . У меня как раз сейчас нет новых дел, а старые я закончил. Поедем?

— В Крым? В Ялту? С радостью! — Вероника Альбертовна просияла.

— В Туапсе, — улыбнулся Ардашев. — Магнолии есть и там. Профессор Поссе, мой знакомец, оттуда. Давно не виделись.

— Я согласна ехать куда угодно, лишь бы выбраться из этой провинциальной ды… — она вдруг осеклась и добавила: — Прости, я опять чуть тебя не обидела.

Клим Пантелеевич отмахнулся:

— Я уже привык к тому, что Ставрополь для тебя — провинциальная дыра. Но давай не будем ссориться. Я куплю билеты на поезд до Новороссийска. Там мы сядем на пароход и доберёмся до Туапсе. Морское путешествие гораздо приятнее тряски в экипаже по пыльному Сухумскому шоссе.

— Ты хочешь повторить наше прошлогоднее путешествие в Сочи [18] Об этом приключении и расследовании читайте в романе «Черновик Беса» ( прим. авт .). ?

— Да, с той лишь разницей, что из Новороссийска до Туапсе плыть не так долго, как до Сочи. Завтра и отправимся. Не возражаешь?

— О, нет! — Вероника Альбертовна поднялась. — Не буду терять время, пойду собирать чемоданы.

— А я на вокзал…

Вагон тронулся. Купе первого класса стоило тридцать рублей. Дорога из Ставрополя в Новороссийск Ардашевым была хорошо знакома.

Локомотив тянул состав через южнорусские просторы. Степь колыхалась волнами бескрайних трав до самого горизонта. Но через приоткрытое окно в купе проникал запах разнотравья, смешанный с угольной гарью. Вскоре земли Ставропольской губернии закончились, и поезд, подрагивая на стрелках наконец остановился. Послышался звон станционного колокола, и где-то совсем рядом, на запасных путях, надрывно застонали паровозы.

— Станция Кавказская. Стоянка один час. Извольте обедать, — провещал проводник.

И обед на станции Кавказской не изменился. Негромко играл патефон, но только вместо меццо-сопрано Анастасии Вяльцевой теперь слышался высокий бас Шаляпина. Официанты, облачённые в длинные фартуки, точно почётный караул, выстроились в шеренгу, приветствуя пассажиров.

На столах, как и положено, блестели латунные таблички с надписями: «I–II класс» и «III класс». Судя по всему, шеф-повар был тот же, что и два года тому назад. Для вояжёров первого и второго класса в меню различия почти не было. А вот третий класс должен был довольствоваться лишь супом из осетровой головы, курицей под соусом с лимоном, мясной солянкой, картофельным пюре и гренками с селёдкой. Вместо «Моэт» — «Цимлянское» и «Барсак». Другое дело — первый и второй класс: борщ зелёный, утка с яблоками или индейка с салатом из маринованных вишен, щука, фаршированная под соусом, говяжьи отбивные с картофельными крокетами и солёные маслята. Водка «Смирновская» и пиво «Калинкин» присутствовали на всех столах. Правда, первый и второй класс мог ещё вкусить кизлярского коньяка «Тамазова» и «Шато-Лафит». На приставном столике гордо блестел самовар. Желающим подавали кофе, а в корзине — пряники и вафли, на блюде — эклеры, а в вазочке — мармелад.

Четвёртый класс проводил время в буфете. На привокзальной площади можно было попить домашнего квасу или купить пирожок на любой вкус.

Основательно подкрепившись, вояжёры вновь разошлись по вагонам. Поезд тронулся.

Клим Пантелеевич коротал время за исторической повестью Даниила Мордовцева «Авантюристы», купленной ещё на вокзале в Ставрополе. Вероника Альбертовна себе не изменяла, и на этот раз её внимание было приковано к судьбе юной лондонской модистки, обманутой сластолюбивым графом в любовном романе английской писательницы Барбары Картленд.

С кинематографической скоростью за окнами пролетали станции: Тихорецкая, Станичная, Екатеринодар, Крымская и Гейдук. Когда на небе уже показалась сырная полуголовка месяца, состав подкатил к вокзалу Новороссийска. Как всегда, пахло пропиткой шпал, машинным маслом и угольной пылью.

Ардашевы вышли на перрон, и перед ними возник носильщик. Загрузив багаж, он покатил тележку к извозчичьей бирже, располагавшейся у центрального входа вокзала. Клим Пантелеевич поднял голову. Сверху сказочным замком нависал самый большой в Европе механический элеватор. Именно отсюда ежегодно отправлялось за рубеж сто миллионов пудов первоклассного зерна из Ставропольской, Екатеринодарской и Ростовской губерний. Вдалеке, за полторы-две версты, в облака устремилась кирпичная труба цементного завода. Напротив уходящими в море молами, словно щупальцами гигантского осьминога, обозначился порт. У пристани в строгом порядке стояли русские и иностранные пароходы.