Валерий Введенский - Напиши себе некролог

— Отомстить ему хочешь?

— Сперва правду узнать. Я ведь как граф Монте-Кристо отсидел, сам не зная, за что. Завьялов поклялся, что Яблочков все подстроил.

— И ты ему веришь?

— Я его раскаленным утюгом пытал.

— Тем более.

— Завьялов не врал. Я вижу, когда врут. Слушай, Мясницкая недалеко. Давай смотаемся. Он ведь и тебя засадил.

— Не по своей воле. Жид был виноват.

— Так пойдешь?

— Разве я тебя брошу?

Наняли извозчика, велели отвезти на Ярославскую товарную, где у одного из пакгаузов его и убили. Захар надел снятый с трупа тулуп и, взяв вожжи в руки, спросил:

— А где та Мясницкая, хоть знаешь?

Пока Захар привязывал Яблочкова к стулу, Каретный держал под прицелом его жену и сыновей.

— Ну? Узнаешь меня?

От этих слов у Яблочкова защемило сердце. Значит, не просто налетчики. А униженные им и оскорбленные. Дай теперь бог остаться целым и невредимым.

— Нет, — покачал головой Арсений Иванович.

Сколько их было, всех и не вспомнишь.

— Семьдесят первый год, Леонид Каретный собственной персоной.

Издевается над ним, что ли, сегодня Господь? Не прошло и часа, как расстался с княгиней Тарусовой, по воле которой он и засадил этого молодца. А вдруг встреча с ней не гримаса судьбы? А, наоборот, судьба ему заранее руку для спасения протянула. Яблочков-то всего лишь был орудием, Каретный ищет истинного виновника своих злоключений. Надо выстроить разговор так, чтобы негодяй, узнав ему необходимое, ушел восвояси, не тронув ни его, ни семью. Каретный — дворянин, надо взять с него слово, что оставит всех в живых.

— И что вы от меня хотите? — осторожно спросил Арсений Иванович.

— Зачем подстроил то ограбление?

— Не понимаю, о чем вы?

— Ах, ты не понимаешь? — усмехнулся Карета и перевел револьвер на сыновей. — Кого из них любишь больше? Обещаю, что его пощажу.

Катерина Леонтьевна, услышав угрозу детям, грохнулась на колени:

— Умоляю, пощадите их. Меня убейте, меня.

— Катя, встань. Я все расскажу, если дадите слово дворянина, что тут же уйдете и никого не тронете.

— Я давно уже не дворянин, — напомнил Каретный.

— А я всего лишь исполнял приказ.

— Чей?

— Крутилина.

— Крутилин давно в могиле. Его уже не спросишь, зачем ему было засаживать меня на каторгу.

— Повторюсь, дадите слово, что никого не тронете, открою вам эту тайну.

— Клянусь!

— Об этом попросила Крутилина княгиня Тарусова.

— Александра Ильинична? — изумился Каретный.

— Да.

— Я не верю! Зачем? Почему?

— Боялась, что превратите ее детей в революционеров.

— Я не верю. Она была умной женщиной.

— Почему была? Слава богу, жива до сих пор. Час назад с ней беседовал.

— Княгиня в Москве?

— Гостит у младшего сына. Его адрес на визитке. Визитка в кармане моей шубы.

— Пригляди-ка за ними, — велел Каретный Захарке, выходя из гостиной.

«Швейцар» улыбнулся беззубым ртом Катерине Леонтьевне, на которую постоянно поглядывал.

— Ляг мордой на стол и задери-ка юбку. Живо, живо. А то обоих твоих щенков пристрелю.

— Эй, погодите. Ваш приятель дал слово, — напомнил Яблочков.

— А я его не давал. Помнишь папиросочку, который угостил меня, начальник?

— Захарка? Захарка Петров? — узнал его Яблочков.

— Сейчас я твою бабу моей папиросочкой попотчую. Что стоишь? Ложись, говорю.

— Прошу, не надо, — прохрипел Яблочков. — Захарка, а ты знаешь, что Тейтельбаум тоже в Москве.

— Он разве жив?

— Да, — соврал Яблочков. — И невестка у него очень красивая. Идой звать. Их магазин на Большой Дмитровке. Как раз по пути к Тарусовым.

Где же Каретный? Куда он запропастился?

— Благодарствую, начальничек, Идочку тоже оприходуем. Мне долго ждать? — потряс он револьвером перед носом Катерины Леонтьевны.

В уборной зашумел ватерклозет, Яблочков с облегчением выдохнул. Сейчас вернется Каретный… Но старший из мальчишек неожиданно поднял стул и запустил им в Захарку. Тот в ответ в него выстрелил. Катерина Леонтьевна с ужасным криком вцепилась ему в руку. Ворвавшийся в гостиную Каретный первым выстрелом оборвал жизнь ей, а вторым прикончил младшего из сыновей, пытавшегося убежать в детскую.

— Сами виноваты, — сказал он Арсению Ивановичу, приставил револьвер к виску и спустил курок. — Захарка, уходим.

— А слам?

— Помнишь, на Волхонке сосед-поручик выстрелы услышал и караулил нас на лестнице. Повезло, что промахнулся. Уходим.

— Зачем бабу застрелил? — спросил Захарка, отвязывая кобылу. — Надо было сперва…

— Только о них и думаешь.

— Так три года в Акатуе сам с собой…

— Скинем в Питере слам, тогда погуляем.

— А где Большая Дмитровка, знаешь?

— Нам не туда. Тарусова в Замоскворечье…

— Ты должок свой получил. Теперь моя очередь.

Магазин был открыт, хозяин, представившийся Михаилом Григорьевичем, очень обрадовался клиенту:

— За две недели вы — первый. Когда вокруг война, людям не нужны костюмы.

На входе звякнул колокольчик.

— А вот и второй клиент. Надо же! — обрадовался Тейтельбаум-младший, однако, увидев извозчика, строго его спросил: — Что ты, братец, тут забыл?

— Он со мной, — улыбнулся Каретный, вытаскивая револьвер из бобровой шубы — единственный слам, которым разжились у Яблочкова.

— Вы что, налетчик?

— А кого ты ждал? Сам же сказал, когда война, костюмы не нужны.

— Батя твой где? Наверху? — уточнил Захарка, кивая на лестницу, которая вела на жилой этаж.

— Ищете моего отца? — удивился Михаил Григорьевич. — Но он давно в могиле.

— Вот сука, — сплюнул на пол Захарка. — Обмануть хотел.

— Кто? — спросил Тейтельбаум. — Мой отец?

— Тебя как звать?

— Михаилом…

— Мойша! Каким ты здоровым вымахал. Узнаешь меня? Я тебе в детстве свистульки делал.

— Простите, но не припомню.

— Потому что вы, жиды, свиньи неблагодарные. Жена твоя где? Наверху?

— Зачем вам моя жена? — Михаил попытался перегородить швейцару дорогу, но Каретный потряс перед его носом револьвером:

— Сейф давай открывай. А ты, Захар, не задерживайся.

Михаил дрожащими руками набрал шифр, потом провернул в замке ключ.

— Теперь отойди. Отойди, говорю, — велел ему Каретный.

Один ростовщик чуть не застрелил его в подобной ситуации — на полке сейфа хранил на всякий случай револьвер, Ленька тогда чудом отскочил в сторону.

Тейтельбаум сделал шаг назад, освобождая дорогу к сейфу, когда наверху раздался выстрел.

— Да чтоб тебя, — выругался Карета.

Тейтельбаум повернулся к нему лицом — оно было белым:

— За что он ее убил? Я же открыл вам сейф.

Карета снял револьвер с предохранителя. Тейтельбаум зажмурился. Выстрела он не почувствовал, только уши заложило. Потом что-то с грохотом упало. Михаил Григорьвич открыл глаза — Каретный лежал на полу, по лбу из раны текла алой струйкой кровь. Он обернулся — Ида стояла на лестнице с ружьем наперевес.