Лиза Уингейт - Пока мы были не с вами

Он выглядит раздосадованным. Даже очень.

— Сожалею, но вы зря проделали такой долгий путь. Я вам уже сказал, что не могу отдать эти документы никому, кроме людей, которым они адресованы. Даже членам семьи.

— У меня есть полномочия вести дела от ее имени, — я уже достаю бумаги из большой сумки. У меня юридическое образование, а отец и мать слишком заняты вопросами здоровья, поэтому именно мне было поручено заниматься документами бабушки. Я разворачиваю доверенность и показываю ему нужные страницы, но он протестующе поднимает ладонь.— Она не в состоянии сама решать такие вопросы. Поэтому я уполномочена...

Он отмахивается от предложения, даже не взглянув в бумаги.

— Это не юридический вопрос.

— Юридический — если касается ее писем.

— Это не письмо. Это скорее... завершение старых дел моего деда,— он явно пытается уйти от ответов на мои наводящие вопросы; отводит глаза и принимается смотреть в окно, за которым раскачиваются пальмы.

— Тогда, значит, дело касается коттеджа в Эдисто? — все-таки это агентство по продаже и аренде недвижимости, но тогда к чему разводить такую секретность?

— Нет.

Его ответ до обидного краток. Обычно, когда свидетель слышит неправильное предположение, в его ответе можно усмотреть хотя бы намек на правильное.

Очевидно, что у Трента Тернера есть опыт переговоров. У меня складывается впечатление, что он уже с кем-то спорил по точно такому же вопросу. Недаром он сказал «документы» и «люди» — во множественном числе. Неужели другие семьи тоже у него в заложниках?

— Я не уеду, пока не докопаюсь до правды.

— Там есть попкорн,— от его попытки пошутить у меня сводит желудок.

— Это не шутка.

— Да я понял,— в первый раз за все время он вроде бы немного сочувствует моему положению. Он опускает руки, затем проводит пальцами по волосам. Густые коричневые ресницы прикрывают глаза. Морщинки, причина появления которых — затяжной стресс, сетью собираются вокруг них, свидетельствуя о том, что когда-то его жизнь была более напряженной, чем сейчас.— Знаете, я ведь дал обещание своему дедушке... на его смертном одре. И поверьте мне — так будет лучше для всех.

Я не доверяю ему. Вот в чем дело.

— Тогда, если не будет другого выхода, я буду добиваться получения письма в судебном порядке.

— Попытаетесь отсудить документы моего деда? — язвительный смешок показывает, что Тернер не воспринимает мои угрозы всерьез.— Удачи. Они были его частной собственностью. А теперь принадлежат мне. На этом вам следовало бы успокоиться.

— Нет — если они способны навредить моей семье.

Выражение его лица подсказывает мне, что я недалека от истины. Мне становится плохо. У моей семьи есть темный, тщательно спрятанный секрет. Что же это может быть?

Трент тяжело вздыхает.

— Просто... Так действительно будет лучше. Вот и все, что я могу вам сказать.

Звонит телефон, и Трент Тернер берет трубку в надежде, что постороннее вмешательство заставит меня уйти. У человека на другом конце линии миллион вопросов о ценах на аренду жилья на пляже Эдисто и развлечениях на острове. Трент рассказывает обо всем, от рыбалки на морского барабанщика до поиска костей ископаемого мастодонта и древних наконечников стрел на пляже. Он вспоминает прекрасные истории о богатых семьях, селившихся на Эдисто до Гражданской войны. Он говорит о крабах-скрипачах, солончаках и о сборе устриц.

Он кладет в рот жареную креветку и смакует ее, слушая собеседника. Повернувшись спиной ко мне, он опирается на стойку.

Я возвращаюсь к своему месту возле двери, сажусь на край стула и сверлю взглядом его спину, пока он возносит бесконечные хвалы заливу Ботани. Похоже, что он решил подробно описать каждый дюйм заповедника в четыре тысячи акров. Я постукиваю ногой, барабаню пальцами по стулу. Он делает вид, что не обращает внимания, но я замечаю, что он следит за мной краем глаза.

Я вытаскиваю телефон и проверяю почту. На худой конец, я могу пролистать ленту в Instagram или потратить время на те свадебные идеи, которые моя мама и Битси хотели показать мне на Pinterest.

Трент склоняется над компьютером, ищет информацию, говорит об аренде и датах.

Клиент наконец назначает время и место своего идеального отпуска. Трент признается, что он лично не занимается бронированием, а его секретарши сегодня нет, у нее заболел ребенок, но он напишет ей, и она позаботится о подтверждении аренды.

Наконец, после получасовой болтовни, он выпрямляется во весь рост и смотрит в мою сторону. Мы прожигаем друг друга взглядами. Похоже, что он может потягаться со мной в упрямстве. К несчастью, он сможет продержаться дольше меня. У него есть еда.

Завершив звонок, он постукивает пальцем по губам, качает головой и вздыхает.

— Неважно, сколько времени вы здесь проторчите. Ничего не изменится, — он начинает терять терпение. Что-нибудь да изменится — я уже заставляю его нервничать.

Я спокойно подхожу к машине для попкорна, насыпаю воздушную кукурузу в пакетик и беру воду из кулера.

Обеспечив себя всем необходимым, я возвращаюсь на место.

Он поворачивает офисное кресло к компьютеру, садится и исчезает за картотечным шкафом с четырьмя выдвижными ящиками.

Как только попкорн попадает в желудок, тот немедленно издает громкое урчание.

На краю стойки неожиданно появляется корзинка с креветками. Сильные пальцы толкают ее ко мне, но их обладатель не произносит ни слова. Его доброта заставляет меня ощутить свою вину, а чтобы меня добить, Трент ставит на стойку еще и нераспакованную газировку. Я точно испортила ему замечательный день.

Я зачерпываю пригоршню креветок и возвращаюсь на место. Оказывается, жареные креветки и чувство вины замечательно сочетаются.

Щелкают клавиши компьютера. Из-за шкафа раздается еще один вздох. Время идет. Протестующе скрипит кресло, будто Трент в изнеможении откидывается на его спинку.

— У вас, Стаффордов, разве нет для таких дел специальных людей?

— Вообще-то есть. Но не для этого случая.

— Я уверен, что вы привыкли добиваться своего.

Его намек ранит меня. Я всю жизнь борюсь за то, чтобы окружающие люди не думали, что все мои заслуги — это хорошенькая светловолосая головка и фамилия «Стаффорд». А теперь, со всеми спекуляциями в прессе насчет моего политического будущего, я невероятно устаю от подобных суждений. Одна только фамилия не помогла бы мне с отличием закончить юридический факультет Колумбийского университета.

— Спасибо, но мне пришлось поработать, чтобы добиться того, что у меня есть.

— Пффф!

— Я не прошу об особом отношении и не жду, что ко мне будут так относиться.

— Значит, я вполне могу вызвать полицию, чтобы они выставили вас из моей приемной, — как я поступил бы с любым другим человеком, который оккупировал мой кабинет и не желает его покидать, несмотря на мои настойчивые просьбы?