Лиза Уингейт - Пока мы были не с вами

— Карие. Но он постоянно мотчит постель. И не говорит ни етдиного слова. Я не думаю, что он устроитт клиента.

— Это нехорошо. Если он снова намочит постель — привяжите его, и пусть остается в ней на целый день. Несколько волдырей послужат ему уроком. Но в любом случае для этого заказа не подходят карие глаза. Голубые, зеленые или фиалковые — цвет оговаривался особо. Никаких карих.

— Робби?

Мне перехватывает горло. Робби — так они называют моего младшего братика. Больше в доме нет никого по имени «Робби».

— Боюсь, что нет. Все пятеро должны быть готовы к особому событию — показу детей.

Я проглатываю жгучий комок, и он проваливается куда-то в желудок. Показ детей. Кажется, я уже знаю, что это означает. Несколько раз я видела, как сюда приходили родители. Они ждали на крыльце, а работницы выводили к ним детей — чистых, красиво одетых и причесанных. Родители приносили подарки, обнимали сыновей и дочек и плакали, когда им приходилось уйти. Наверное, это и есть «показ детей».

«Брини скоро придет повидаться с нами».

Эта мысль радует и одновременно тревожит меня. На прошлой неделе пришел мужчина, чтобы навестить своего маленького сына, а миссис Мерфи сообщила ему, что мальчика здесь уже нет.

— Его усыновили. Мне очень жаль,— вот что она сказала.

— Он должен быть здесь! — спорил с ней мужчина. — Лонни Кемп. Он мой, я не отдавал его на усыновление. В детском доме просто временно заботились о нем, пока я не встану на ноги!

Миссис Мерфи не проявила ни капли сочувствия, даже когда мужчина не выдержал и зарыдал.

— В любом случае его здесь уже нет. Семейный суд счел, что так будет лучше. Его отдали родителям, которые смогут обеспечить ему хорошее будущее.

— Но он мой сын!

— Не нужно быть таким эгоистом, мистер Кемп. Что сделано, то сделано. Подумайте о ребенке. Он вырастет в условиях, которые вы никогда не смогли бы ему обеспечить.

— Он мой сын...

Мужчина, рыдая, упал на колени прямо на крыльце.

Миссис Мерфи спокойно вернулась в дом и закрыла дверь. Немного позже мистер Риггс поднял мужчину, проводил до дороги и усадил в его грузовик. Мужчина просидел в нем весь день: он смотрел на двор, тщетно пытаясь увидеть своего мальчика.

Меня беспокоит, что Брини может прийти за нами и оказаться в такой же ситуации. Вот только Брини не будет стоять на крыльце и плакать. Он ворвется внутрь, и тогда произойдет что-нибудь ужасное. Мистер Риггс — здоровяк. А у мисс Танн знакомые в полиции,

— Постарайтесь как можно лучше ухаживать за малышом в комнате для больных, — говорит миссис Мерфи. — Сделайте ему хорошую горячую ванну, дайте мороженого. Или имбирного печенья. Немного побалуйте его. Я попрошу мисс Танн отсрочить заказ на день или два. Я хочу, чтобы он хорошо перенес путешествие. Понятно?

— Да, миссис Мерфи, — миссис Пулник шипит эти слова сквозь стиснутые зубы, из чего я заключаю, что совсем не хочу сегодня попасться под кустами азалий. Когда она в таком настроений, лучше убежать подальше и спрятаться в укромном месте, потому что она будет искать, на ком бы выместить злость.

Последнее, что я слышу, — как миссис Мерфи пересекает комнату и кричит в коридор:

— И не забудьте об отраве для этих кроликов!

Я беру сломанную ветку и начинаю тихо ворошить листья, скрывая свои следы, чтобы мистер Риггс не узнал, что я тут была, и не рассказал об этом миссис Пулник.

Но не это пугает меня больше всего. Гораздо страшнее, если мистер Риггс вообще узнает, что сюда кто-то ходит. Чтобы пробраться под азалии, нужно пройти мимо дверей в подвал. Риггс не закрывает их и, если захочет, может затащить туда кого угодно. Никто не рассказывает, что происходит с теми, кто попал туда, даже старшие мальчишки. «Если будешь болтать,— говорят они,— Риггс найдет тебя, сломает тебе шею и скажет, что ты просто упал с дерева или оступился на лестнице. Потом они отвезут твое тело в болото и скормят аллигаторам — и больше о тебе никто никогда не услышит».

Рыжий Джеймс со сломанным зубом пробыл здесь достаточно долго и видел это своими глазами. Мы даем ему мятные карамельки, а он иногда рассказывает нам о правилах жизни в доме миссис Мерфи. Каждое утро, когда мы просыпаемся, под нашей дверью обнаруживается небольшой пакетик с конфетами. Ночью я слышу, как к двери подходит мистер Риггс. Он трогает дверную ручку, но работницы, как только проверят, что мы легли спать, запирают нас на ночь и уносят с собой ключ. Я этому рада. Иногда, после того как Риггс приходит к нашей комнате, я слышу, как он поднимается наверх. Я не знаю, куда он идет, но очень рада, что мы в подвале. Здесь холодно, раскладушки грубые и вонючие, и ночью нам приходится пользоваться ночным горшком, но по крайней мере никто не может войти в нашу комнату.

Хотелось бы, чтобы Брини забрал нас отсюда до того, как наверху опустеет достаточно коек!

Я добираюсь до конца живой изгороди из азалий и хочу выскочить, но вдруг замечаю Риггса: он начинает спускаться в свой подвал. Я едва успеваю шмыгнуть назад — ветви падают на свои места и скрывают меня.

Он останавливается и смотрит будто бы прямо на меня, но, совершенно точно, не видит. Я снова человек-невидимка. Девочка-невидимка — вот кто я такая.

Я жду, пока он, протопав вниз по ступеням, скроется в подвале, затем тихо, словно рысенок, выползаю из своего укрытия. Я знаю, что рысь может подкрасться к жертве очень близко, а та так и не узнает об этом. Глубоко вдохнув, я пробегаю мимо двери в подвал и смоковницы. Потом я уже вне опасности, Риггс знает, что работницы часто выглядывают в окна кухни. Он не станет привлекать к себе внимания.

Камелия ждет меня на холме рядом с детской площадкой во дворе бывшей церкви. Ларк и Ферн катаются на качелях-доске, а в центре между ними болтает ножками Габион. Стиви сидит на траве рядом с Камелией. Как только я подсаживаюсь к ним, он забирается ко мне на колени.

— Отлично,— говорит Камелия.— Он все время карабкался на меня! От него воняет мочой.

— Он не виноват, — Стиви обхватывает меня руками за шею и прижимается к груди. Он липкий, от него плохо пахнет. Я глажу его по голове — он хныкает и дергается: под волосами у него большая шишка. Местные работницы любят бить детей по головам — в тех местах, где это не будет заметно.

— Ну, он мог бы и потерпеть. Он и говорить может, когда захочет. Но ведет себя так специально, чтобы к нему тут плохо относились. Я сказала ему, чтобы он прекращал это дело, иначе будет хуже! — Камелия очень много болтает. Если кто из нас и попадет в чулан, пока мы здесь, — так это она. Я все еще не знаю, что происходит с детьми в чулане, но точно ничего хорошего. Всего несколько дней назад за завтраком миссис Мерфи встала из-за стола и сказала: «Если тот, кто ворует еду с кухни, попадется, то отправится в чулан, и не на один день».