Лиза Уингейт - Пока мы были не с вами

Я чувствую себя глупо, но все равно тыкаю в кнопку «Отправить» и выскальзываю за дверь.

Снаружи стоит тихая, ароматная ночь. Я иду по тропинке между дюн, освещая дорогу фонариком, чтобы не наткнуться на змей. Окна в коттеджах на берегу темны, окрестности заливает заливает серебром полная луна, а вдалеке, у горизонта, мелькают огоньки. Шуршат листья и морская трава, а по пляжу бочком бегают крабы-привидения. Я шагаю осторожно, чтобы ненароком не помешать их ночному пиршеству и не раздавить пару-тройку едоков.

Ветер гладит меня по шее, треплет волосы, и мне хочется просто гулять, расслабляться и наслаждаться умиротворяющей песней моря. У меня есть музыка для медитаций с такими же звуками, но редко удается послушать их вживую. Сейчас мне за это стыдно. Я и забыла, как это место похоже на рай: идеальная граница между землей и морем, не изуродованная гигантскими небоскребами, кострами и квадроциклами.

У коттеджа Трента Тернера я оказываюсь неприлично быстро. Под грохот собственного сердца прохожу по проторенной тропе через кустарник, затем по короткому дощатому настилу иду к покосившимся воротам. Похоже, коттеджи Трента и бабушки Джуди — ровесники. Дом стоит на невысоких сваях в центре большого участка, сбоку виднеется еще какая-то хижина. К крыльцу, освещенному одной-единственной лампочкой, ведет вымощенная камнем дорожка. Над ним кружат ночные мотыльки.

Трент распахивает дверь еще до того, как я решаюсь постучать. Он бос, на нем линялая футболка, порванная у ворота, и вытянутые тренировочные штаны. Волосы могут послужить образцом лохматости.

Он складывает руки на груди и прислоняется к дверному косяку, изучающе глядя на меня.

И вдруг я перестаю понимать, куда девать руки и ноги, как девочка-подросток на первых школьных танцах. Я не знаю, как себя вести.

— Я уже было засомневался... — говорит он.

— Ты имеешь в виду — доберусь ли я до этого дома?

— Нет. Не был ли твой телефонный звонок всего лишь кошмарным сном, — губы Трента чуть изгибаются, и я понимаю, что это шутка.

Но все равно чуть краснею. Боже, как неудобно.

— Прости. Но... мне очень нужно знать. Что связывало твоего дедушку с моей бабушкой?

— Скорее всего, он занимался одним ее делом.

— Каким делом?

Трент смотрит мне за спину: то ли просто в темноту, то ли на хижину, примостившуюся под высокими деревьями. В нем идет внутренняя борьба — я это чувствую. Он пытается решить, стоит ли нарушить обещание, которое он дал на смертном одре своему дедушке.

— Мой дед занимался поисками.

— Поисками чего?

— Он разыскивал людей.

Праздник потихоньку затихает, на улице становится темно, и работницы начинают собирать детей, чтобы рассадить их по машинам и отвезти обратно. Уходить мне в общем-то не хочется. Весь день — печенье, мороженое, лакричные леденцы, пирожные, молоко, сэндвичи, раскраски, коробки с новыми цветными карандашами, куклы для девочек и машинки для мальчиков.

Я так объелась, что мне тяжело ходить. После трех недель впроголодь здешнее угощение показалось мне вкуснее всего на свете.

Мне жаль, что Камелия все это пропустила, но ей трудно было бы выдержать этот праздник. Она не любит, когда ее обнимают или дотрагиваются до нее. Я стащила для нее печенье и надежно спрятала его в кармане платья. Надеюсь, нас не станут обыскивать перед уходом.

Все вокруг обращаются к нам «душечка», «золотце» и «о, какая прелесть!». И мисс Танн тоже — пока мы у всех на виду. Как и тогда, рядом с передвижной библиотекой, она говорит всем неправду. У нее блестят глаза, и она улыбается так, будто радуется, что ложь сойдет ей с рук.

Как и тогда, рядом с передвижной библиотекой, я никому не говорю, как на самом деле обстоят дела.

— Они идеальны во всех отношениях,— снова и снова, повторяет мисс Танн гостям.— Прекрасно физически развиты, а умом значительно превосходят свой возраст. Многие попали к нам от родителей с талантами к музыке и искусству. Чистые листы, которые только и ждут, чтобы их заполнили. Они станут такими, какими вы захотите их видеть.

— Ну разве не прекрасный малыш? — спрашивает она у пары, которая весь день возилась с Габионом. Они играли в мяч и машинки, мужчина подбрасывал Габиона в воздух, а тот хихикал.

Теперь нам пора уходить — но леди не хочет отдавать Габиона. Она идет с ним до входной двери, а мой братишка обвивает руками ее шею, как Ферн — мою.

— Хотю остатя,— ноет Габби.

— Нам пора,— я пересаживаю Ферн на бедро — миссис Пулник торопится выдворить нас на крыльцо. Я не виню Габби за то, что он так тянет с расставанием. Мне тоже ужасно не хочется снова возвращаться в дом миссис Мерфи. Я бы лучше посмотрела, как Ферн читает книжки с доброй леди, но та леди уже ушла вместе с мужем. Она поцеловала Ферн в макушку и сказала; «Скоро мы увидимся с тобой, дорогая», а потом передала Ферн мне.

— Габ...— я прерываюсь, чуть не назвав его настоящее имя — если бы это слышала миссис Пулник, в доме миссис Мерфи мне размозжили бы голову.— Робби, тебе нельзя здесь остаться. Пойдем. Нам нужно узнать, что произошло с Гекльберри Финном и Джимом, когда они приплыли в Арканзас, помнишь? — я протягиваю к нему руку, придерживая другой Ферн. Но Габби не идет ко мне, и женщина тоже не собирается его отдавать. — Мы почитаем книгу, когда вернемся в дом миссис Мерфи. Скажи доброй леди «пока».

— Тише! — мисс Танн бросает в мою сторону испепеляющий взгляд, и я отшатываюсь, отдергивая руку так быстро, что она громко шлепает мне по ноге.

Мисс Танн улыбается женщине, затем треплет Габби по вьющимся волосам,

— Разве наш Робби не золотце? Очаровательный малыш,— она мгновенно переходит от грубости к дружелюбию.— Мне кажется, вы с ним поладили.

— Да, мы очень подружились.

Мужчина подходит ближе. Он резким движением поправляет ворот пиджака.

— Возможно, нам стоит поговорить. Я уверен, все можно организовать таким образом, чтобы...

— Вполне возможно,— мисс Танн не ждет, пока он закончит фразу.— Но должна предупредить вас: этот очаровательный малыш чрезвычайно популярен. Я получила на него уже несколько заявок! Эти прекрасные голубые глаза с темными ресницами и золотые кудри... Такая редкость. Словно маленький ангелочек. Он способен заворожить сердце любой матери.

Все смотрят на моего братика. Мужчина протягивает руку и треплет Габби по щеке, а тот заливается детским, очаровательным смехом. Он так не смеялся с тех пор, как полицейские забрали нас с «Аркадии». Я рада, что он счастлив — пусть даже счастье продлится всего один день.

— Выведите остальных детей наружу,— голос мисс Танн становится тихим и ровным. Она склоняется к миссис Пулник и шепчет сквозь зубы: — Посадите их в машины. Ждите пять минут, затем командуйте водителям выезжать, — еще тише она добавляет: — Но не думаю, что вы мне еще понадобитесь.