Лиза Уингейт - Пока мы были не с вами

— Не волнуйся, — она проводит рукой мне по волосам и поднимает их пальцами с шеи, как обычно делала Куини. — Я сама приведу ее, как только она захочет спать. Ведь я все-таки ее мама.

Во мне снова все леденеет и каменеет. Я почти не чувствую, как она целует меня в щеку, и едва слышу, как она спрашивает, нужно ли прийти и подоткнуть мне одеяло.

— Нет... мама, — я выбегаю из комнаты так быстро, как только могу, ни разу не оглянувшись.

Мне кажется, проходит целая вечность, прежде чем миссис Севьер приводит Ферн в спальню. Через стену я слышу, как она поет ей колыбельную, и изо всех сил зажимаю уши руками.

Мы с Куини тоже часто пели эту колыбельную малышам.

Баю-бай, засыпай, и не плачь, малыш.

Ты проснешься и к лошадкам

сразу побежишь...

Все перемешивается у меня в голове: «Аркадия» и этот дом; мои настоящие родители и мистер и миссис Севьер; Куини и мама, Брини и папа... Большая река. Озеро-старица. Болото. Большое белое крыльцо — и много маленьких, из некрашеного дерева, которые плывут, плывут, плывут над водой...

Когда миссис Севьер заходит ко мне и снова кладет ладонь на лоб, я притворяюсь, что сплю. Я боюсь, что ей придет в голову меня разбудить и спросить, не стало ли мне лучше. Дверь в конце коридора закрывается, и я наконец могу с облегчением выдохнуть.

Луна только начинает подниматься на небо, когда я надеваю пальто и ботинки, вешаю за спину небольшой мешок, пробираюсь в комнату Ферн и поднимаю ее с постели.

— Тссс... будь как можно тише. Мы прогуляемся до реки и посмотрим, есть ли там светлячки. Если кто- нибудь услышит, нас туда не пустят.

Я заворачиваю сестру в одеяло, и она засыпает на моем плече еще до того, как я спускаюсь по лестнице и выхожу на крыльцо. Снаружи темно и неприютно, и я слышу, как кто-то скребется в саду рядом с домом — наверное, енот или скунс. Когда я ступаю в траву, раздается лай охотничьих собак мистера Севьера, но они затихают, когда узнают по запаху меня.

В каретной ни огонька. Я крепко прижимаю к себе Ферн и бегу к роще по мокрой от росы траве. Над верхушками деревьев висит полная луна, яркая, словно фонарь, который Брини всегда вешает на «Аркадии» ночью. Света вполне достаточно, чтобы разглядеть все вокруг, а большего нам и не нужно. Мы быстро добираемся до берега озера. Арни, как и обещала, уже ждет нас у плоскодонки отца.

Мы разговариваем шепотом, хоть она и сообщает, что ее папаша в отключке, мертвецки пьян, как обычно,

— Он вряд ли поднимется на ноги, даже если проснется и я ему понадоблюсь,— говорит Арни, но все равно торопит нас побыстрее садиться в лодку. Она поминутно оглядывается через плечо на лагерь, ее глаза распахнуты так широко, что видны белые ободки.

Мы с Ферн уже в лодке. Арни стоит на берегу, держась одной рукой за нос плоскодонки, и смотрит на недостроенную студию мистера Севьера и свое временное жилище. Так проходит целая вечность.

— Залезай,— шепчу я. Ферн потихоньку просыпается на дне лодки, зевает, потягивается и оглядывается по сторонам. Если она поймет, что происходит, может закричать или заплакать, чего я очень боюсь.

Пальцы Арни скользят по борту лодки, и вот уже только их кончики касаются дерева.

— Арни! — Она что, решила отправить нас одних? Я совершенно не умею запускать мотор и не знаю, как проплыть через болото. Мы потеряемся и никогда не выберемся на волю. — Арни, нам пора.

Над верхушками деревьев на лужайке мечутся тени, и мне кажется, что я вижу, как лучи света скользят по траве. Я тихонько поднимаюсь на ноги, чтобы рассмотреть все получше, но уже ничего не видно. Наверное, мне просто показалось... а может, мистер Севьер решил не ночевать в городе, а вернуться домой. И именно сейчас он паркует машину и идет в дом. Он заглянет в наши комнаты и увидит, что нас там нет.

Я неловко пробираюсь по лодке к Арни и хватаю ее за руку — она вздрагивает, будто совсем обо мне забыла. Ее взгляд встречается с моим.

— Не знаю, стоит ли мне уходить, — говорит она. — Ведь я больше никогда не увижу родных.

— Они плохо с тобой обходятся, Арни. Тебе нужно уйти. Нужно отправиться с нами. Теперь мы будем тебе родней. Я, Ферн, Брини, Куини и старый Зеде.

Мы долго смотрим друг на друга. Наши лица заливает лунный свет. Наконец Арни кивает и прыгает в лодку так резво, что я падаю на Ферн. Мы берем весла и гребем, пока не отплываем достаточно далеко от берега, а потом позволяем ветру и течению нести нас к трясине.

— Где... све... светлячки? — бормочет Ферн, когда я переползаю через нее.

— Тише. Нам сперва нужно добраться до реки. А тебе пока лучше поспать, — я натягиваю на нее одеяло, надеваю обувь на ее босые ножки, а свой мешок подкладываю вместо подушки. — Я разбужу тебя, когда они появятся,— осенью светлячков не бывает, но когда Ферн увидит «Аркадию», она про них и не вспомнит.

Арни запускает мотор, садится на корме и берется за руль. Я вооружаюсь веслом, чтобы убирать с дороги плывущие бревна, и устраиваюсь на носу.

— Засвети лампу,— говорит Арни.— В коробке есть спички.

Я делаю то, что она просит, и несколько минут спустя мы скользим посреди широкого, чистого озера, распугивая ночных тварей, которые уносятся прочь от света лампы. Я чувствую себя свободной, словно канадские гуси, пролетающие над нашими головами, — они перекрикиваются, закрывая собой звезды. Они направляются в ту же сторону, что и мы. На юг. Я смотрю, как они улетают, и мечтаю о том, как было бы хорошо подняться в воздух с одним из них и долететь до дома.

— Лучше быть начеку, — Арни сбавляет обороты, когда озеро начинает сужаться и к нам все ближе подступают деревья. — Отталкивай крупный плавник, если его заметишь. Не позволяй нам на него наткнуться.

— Я знаю.

Ночной воздух остывает, сгущается и пахнет болотом. Я плотнее запахиваю и застегиваю пальто. Деревья закрывают небо, у основания они широкие, скрюченные, с торчащими корнями. Их ветви тянутся к нам, словно пальцы. Что-то скрипит вдоль борта и приподнимает нас на одну сторону.

— Держи плавник от лодки подальше! — рявкает Арни.— Если она развалится — мы покойники.

Я слежу за кипарисовыми и разными другими ветвями и дрейфующими обломками дерева и отталкиваю их веслом. Мы медленно преодолеваем милю за милей. То тут, то там к берегу привязаны небольшие лодочки, кое-где покачиваются на плотах болотные дома, мигая фонарями, но по большему счету мы здесь одни. Посреди трясины пусто: на многие мили низинной, болотистой местности, где водятся выдры и рыси и мох тяжело свисает с ветвей над головами, — только одна наша лодка. В темноте деревья кажутся жуткими кровожадными чудовищами.

Раздается крик ушастой совы, и мы с Арни низко пригибаемся к бортам. Мы слышим, как она пролетает прямо над нашими головами.