Борис Акунин - Просто Маса [с иллюстрациями]

Переворачивать мир не хотелось, он и так перекувырнулся вверх тормашками, но опереться на что-то незыблемое было бы неплохо. Если восстановить правильность хотя бы в одной маленькой точке бытия, может быть, Хаос попятится и мир начнет переворачиваться обратно с головы на ноги?

— Хорошо, миссис Тревор, — поклонился Маса своей первой клиентке. — Ваш заказ принят. Я попробую найти вашу дочь. А теперь нужно поскорее отсюда уходить. Где ваши теннисные сетки? Они нам понадобятся.

Соседний дом уже горел. Во дворе стало совсем светло и очень, очень жарко.

По обрыву на галечный берег Маса спустился первый. Принял госпожу Тревор, а остальных дожидаться не стал. Сказал: нужно торопиться, пока еще можно отыскать след.

Прощаясь с сыщиком, Наоми не перекрестила его, а молитвенно сложила ладони и поклонилась. Значит, на японских богов надеялась больше, чем на христианского.

Уходил Маса широким шагом, олицетворяя собой уверенное, но не суетливое поспешание. Однако вскоре, у развалин моста, увидел выброшенную на берег спортивную яхту с уютной каюткой и решил, что прежде всего необходимо выспаться. Потому что очень устал и потому что утро мудренее. Бордель, куда неправильные якудза захотят продать красивую девочку, наверняка тоже разрушен или во всяком случае прекратил работу. Люди устроены так, что или боятся, или развратничают. Одно с другим не совмещается.

На яхте ронин нашел галеты и ящик пива. Поел, попил, завернулся в запасной парус, улегся. В цепенеющем перед тем, как отключиться, мозгу мелькнула надежда: а вдруг всё это вообще приснилось? Открою глаза у себя в каюте, на пароходе, и ничего этого не было: ни землетрясения, ни тайфуна, ни пожара.

Но проснулся Маса там же, где лег. Несмотря на близость большого города вокруг было очень тихо, только поплескивали волны. Нет, не приснилось. Иокогама мертва.

Смотреть на берег он пока не стал, чтобы не сбить дедуктивное вдохновение. Сел в позу дзадзэн [92], уставился на пустой горизонт. Солнце сияло прямо сверху — был полдень.

В прозрачной и легкой голове, как хрустальные шарики, перекатывались быстрые мысли.

Из какого клана Шрам-На-Лбу и его люди? Какие-нибудь самовольщики из вчерашней «Хиномару» или бойцы другого гуми? Вполне могли нагрянуть и пришлые, чтобы поживиться в богатом городе.

Задачка не из сложных. Нужно разыскать Сандаймэ и спросить: есть ли у него в банде субъект с разрубленной бровью, отрезанным мизинцем и ущербной нравственностью? Оябун производит впечатление человека достойного. Он не простит подобного злодейства ни своим, ни чужим.

В общем, дедукция не заняла и минуты.

Маса бодро вскочил и, скрепив сердце, обернулся к Иокогаме.

Родной город был похож на почерневший, обугленный труп. Пожары закончились, потому что всё воспламеняющееся сгорело. Повсюду клубился дым, сливаясь в пелену сизого тумана, а выше, нетронутые огненной стихией, зеленели холмы.

Туда мне и нужно, подумал Маса. Все, кто уцелел, будут наверху. И подскажут, где найти оябуна «Хиномару».

Расчет оказался точным. Поднявшись по знаменитой каменной лестнице Сто Ступеней, Маса увидел, что Иокогама не совсем умерла. Погибло только каменно-деревянное тело города, от которого оторвалась душа, но переместилась она не на небо, а на вершину холма Сэнгэн. Здесь она и копошилась, покалеченная и потрясенная, однако живая. Десятки тысяч людей [93]лежали и сидели на траве, под кое-как сооруженными навесами. Многие в кровавых тряпках, с самодельными шинами на сломанных конечностях, с волдырями от ожогов. Стоял ровный гул множества приглушенных голосов. Кто-то плакал, кто-то стонал, где-то хныкали дети, но все эти звуки были негромкими. Вот отличие японской толпы от любой другой, подумал Маса, озираясь. Русские, американцы или китайцы в таком положении галдели бы, причитали и кричали. Японцы же приучены держать горе на коротком поводке, чтоб оно никому не докучало своим воем.

На прославленной смотровой площадке молча стояли люди. Все глядели вниз. Посмотрел и Маса.

Крупнейший портовый город Дальнего Востока превратился в черно-серую курящуюся пустыню. Кажется, не уцелело ни одного здания.

Это не город, а кладбище, подумал Маса и содрогнулся. Среди развалин лежат тысячи и тысячи раздавленных, задохнувшихся, сгоревших. На сентябрьской жаре тела скоро начнут гнить. Не похоже, что их кто-то убирает. Непохоже, что кто-то собирается помогать раненым. И чем будут питаться выжившие? Что они будут пить? Где найдут пристанище? Толчки закончились, пожары догорели, но люди, умеющие жить только при Порядке, без цивилизации обречены. Они как стадо овец, оставшееся без пастуха и овчарки, без хлеба и корма — без хозяина.

Прежде чем искать Глэдис Тревор, нужно понять, уцелело ли хоть что-то от государства, от большого мира. Знает тут это кто-нибудь или нет?

Поодаль густела, шевелилась плотная толпа. Маса пошел туда. На длинной стене обвалившегося деревянного сарая сплошь висели маленькие бумажки. На них — имена, имена, имена. Люди все время перемещались, толкаясь локтями, жадно читали. Искали пропавших близких — вдруг отыщутся?

Но у Масы в городе родственников не было. Его больше заинтересовало скопище, образовавшееся вокруг очкастого мужчины в пыльном белом кителе. Он что-то рассказывал, остальные напряженно слушали.

— Кто это? — спросил Маса у очень приличной дамы в дорогом, но разорванном на спине кимоно.

— Таможенник, из порта. Землетрясение застало его на канадском пароходе. На берег он выбрался только сегодня, ищет семью.

— А почему его слушают?

— Он всё знает. На пароходе работало радио.

— Значит, где-то сохранились радиостанции? — обрадовался Маса.

На них цыкнули:

— Тише вы! Он про принца Ямасину рассказывает!

Принц Такэхико Ямасина [94]был любимцем прессы, о нем писали даже в Европе. Молодой красавец, морской летчик, газеты называли его «Летающий Принц».

— …Дворец обрушился и похоронил под обломками юную жену его высочества, а она была на сносях, — трагическим тоном объявил очкастый таможенник, и все вокруг запричитали:

— Ах, какое ужасное несчастье! Такая хорошенькая! Настоящий ангел! Ей же всего девятнадцать лет! Бедный принц!

Удивительно, до чего публика падка на новости об августейших особах — даже в такое время, подивился Маса. У каждого собственная беда, а вот ведь сморкаются, льют слезы.

Всхлипывала и его соседка, изящно промакивая глаза бумажной салфеточкой.

— Что Япония-то, вся развалилась или нет? — шепотом спросил Маса.

— Пострадал только район Канто. Токио и Иокогама разрушены землетрясением и пожаром. По заливу Сагами прокатилось цунами, смыло прибрежные города. Этот господин говорит, что море утащило с рельсов целую электричку со всеми пассажирами, а еще одна рухнула с моста. Но есть и хорошие новости. Императорский дворец уцелел. И его величество — вот счастье! — находился не в столице, а в загородной резиденции.