Борис Акунин - Просто Маса [с иллюстрациями]

— Да ты знаешь, кто я?! — взревел Маса, тщетно сотрясая скованными руками изголовье. Попробовал ударить мерзавку ногой, но та проворно отскочила. Да и трудно лягаться в наполовину спущенных штанах. О, какой невыносимый позор…

— Я-то знаю, кто ты. А вот ты, кажется, этого не знаешь, — сказала коварная злодейка. — Ну-ка, кем ты себя считаешь? Правильно ответишь — расстегну наручники.

«Я считаю себя чертовым идиотом!», — хотел крикнуть Маса, но вспомнил древнюю максиму, гласившую: чем недостойнее ситуация, тем достойней держится благородный муж.

— Я детектив Сибата, и ты очень пожалеешь о своей проделке, стерва, — с достоинством молвил он. — Я оторву твою подлую башку!

— Ответ неправильный. Никакой ты не Сибата. Ты сын Сиракабы-но-Тацумасы.

— Кого? — переспросил пленник, вдруг догадавшись: э, да ты, голубушка, чокнутая — ишь глаза-то сверкают.

— Великого Тацумасы, — торжественно произнесла сумасшедшая баба. — Неужели ты никогда не слышал о своем отце? А я выросла под рассказы о свершениях благородного вора из Дома-под-Березой. Мой дед, доктор Саяма, был его близким другом. Я знаю про подвиги Тацумасы все. Особенно волновал меня рассказ о том, как его убил, но не сумел победить заклятый враг, Кровавая Макака. И как страшно он отомстил благородному вору. Выставил на мосту отрубленные головы Тацумасы и его жены, а снизу повесил мертвую мартышку с надписью «Их убила я». Единственного сына Тацумасы, младенца по имени Масахиро, Макака отдал на воспитание свирепому иокогамскому бандиту Рюдзо Сибате. Мой дед хотел вызволить малыша, но боялся. Взялся за поиски, только когда Сибату прикончили. Однако ребенок бесследно исчез.

Маса больше не дергался и не брыкался, лежал тихо. Слушал.

— И вдруг я узнаю, что у полицейского начальника Бабы есть консультант по имени Масахиро Сибата. Что он обладает очень острым нюхом. Родом он из иокогамских якудза. А лет в точности столько же, сколько пропавшему Масахиро. И как же было не проверить: вдруг отыскался сын Великого Тацумасы? Дедушка рассказывал, что у мальчика в точке тандэн была татуировка: красный дракон. Вот она! — Мари ликующе показала пальцем. — Никогда не видела ничего прекраснее!

— Полюбовалась и хватит, — пролепетал потрясенный Маса. От сильных чувств — сначала ярости, потом изумления — вся энергия Ки из нижней части тела переместилась в голову, которая прямо пылала, а обнаженное место, наоборот, мерзло. Ну и вообще — что за разговор о столь поразительных вещах со спущенными штанами?

Вопросы теснились, выпихивая друг друга. Значит, мой отец не Рюдзо Сибата, а некий вор? Притом благородный, у которого были подвиги? И которого убила какая-то макака?

Как только Мари натянула ему брюки, Маса задал главный вопрос, который в непристойном виде не задашь:

— Как погиб Тацумаса?

— Он враждовал с главарем бандитов по кличке Кровавая Макака. Спрятался в укромном месте, но был предан близкой знакомой, куртизанкой Орин.

— И никто не отомстил за… отца? — задал Маса второй по важности вопрос, выговорив слово «отец» с некоторым трудом. Нужно было еще привыкнуть к мысли, что твой родитель — не тот, кого ты считал таковым все шестьдесят пять лет жизни. Но сомнений не было. Имя, возраст, татуировка — всё сходится… «Благородный вор» звучит почти так же хорошо, как «благородный якудза».

— У Тацумасы были верные ученики. Но они придерживались кодекса Котодо, запрещающего убивать. Кровавую Макаку скоро прикончили собственные подручные, а что до куртизанки — ее постигла иная кара. Все от нее отвернулись. Потому что люди уважали Тацумасу и потому что нет злодейства черней предательства. Орин оставила свое ремесло, сменила имя, постриглась в монахини и в знак раскаяния приняла обет вечного молчания.

Теперь Маса хотел расспросить, что такое Котодо — «Путь благородного вора», но женщина еще не договорила.

— Я с ней встречалась…

— С кем? С куртизанкой? — поразился Маса.

— Да. Они были для меня как персонажи какой-нибудь старинной драмы Кабуки — благородный вор Тацумаса, прекрасная Орин. И перед своим пятнадцатилетием я попросила деда, чтобы он сделал мне подарок — отвез в обитель, куда скрылась от мира предательница. Я тогда была слепая и посмотреть на нее не могла, но надеялась послушать. Вдруг из-за встречи со старым знакомым, моим дедом, монахиня на время нарушит обет?

— И что?

— Ничего не вышло. Дед не захотел видеть изменницу и остался в гостинице. Меня повели к отшельнице, в какую-то отдельно стоящую келью. Там пахло травами и буддийскими курениями. Рядом находился кто-то, источавший аромат печали и старости, но это всё. Я назвала имя деда — молчание. Стала убеждать — в пятнадцать лет у меня уже был очень хорошо подвешен язык. Сказала: вы удалились от мира, ибо не желаете, чтобы кто-то видел ваше навсегда потерянное лицо, но я ведь его и не увижу. Расскажите мне о великом Тацумасе. Молчание. Это было странное свидание слепоты и беззвучия. Я ушла ни с чем…

Маса завороженно слушал.

— Десять лет спустя, уже зрячей, я наведалась туда вновь и теперь ее увидела. Такая хрупкая старушка, белый одуванчик. Ни разу не подняла глаз. Не раскрыла рта… Представляешь, она жива и до сих пор. Ей, наверное, уже под девяносто. На каждый новый год я шлю ей поздравительную открытку. Если бы умерла, открытка вернулась бы обратно.

— Отвези меня к ней! — воскликнул Маса. — Она отказалась разговаривать с тобой, но я — иное дело! Я не буду ее обвинять. Я просто хочу узнать, каким был мой отец. И, конечно, мать! У меня ведь была и мать? Что о ней известно?

— Немногое. Только что ее звали О-Судзу, что она сочиняла красивые стихи, и что она погибла вместе с Тацумасой.

— Значит, эта Орин погубила обоих моих родителей? — сдвинул брови Маса. — Тем более я хочу ее увидеть, пока старуха не умерла. Просто скажи, как ее теперь зовут и где находится монастырь.

Певица смотрела не просто внимательно, а, пожалуй, испытующе. Будто что-то прикидывала.

— Сначала мы сделаем одно дело.

— Какое еще дело? Да отцепи ты меня!

— Не раньше, чем ты выслушаешь мое предложение.

Мари села на корточки подле кровати. Ее лицо теперь было близко. Глаза посверкивали загадочными огоньками, и Маса подумал, что от этой женщины можно ждать чего угодно. Она совершенно непредсказуема. Кицунэ, настоящая кицунэ!

— Я не хочу делать с тобой никаких дел!

— Просто послушай меня, — проворковала она. — Если мы не договоримся, я повернусь и уйду, а ты как-нибудь высвободишься сам. Или позовешь на помощь.

— Я с воровкой ни о чем договариваться не буду!

— Странно слышать такое от сына вора. К тому же я живу строго по заветам твоего отца.

— Каким заветам? — подозрительно спросил он.