Борис Акунин - Просто Маса [с иллюстрациями]

За перила полетело одно тело, потом второе, но человек в кепке, когда его подняли за руки и за ноги, застонал.

— Григорьмихалыч, с этим чего? Он живой. Топить или как?

— Я тебе утоплю, дурень! В дом несите. Допросим. Живее, живее!

— Давай мы и тебя понесем. Ишь, как тя качает-то.

Атаман отмахнулся.

— Сам дойду. Вот он мне поможет. — Обнял Масу за плечо. — Я тебе, мил человек, еще спасибо не сказал. Айда с нами! Буду тебе свое казацкое аригато говорить. Понял? Вакару?

— Вакару, вакару, — терпеливо сказал Маса, с трудом обхватывая большого человека за его трудно обхватываемое туловище.

Что ж, знакомство с владельцем золотых ящиков начиналось удачно.

Внутри бывшая самурайская усадьба выглядела так же запущенно, как снаружи. Луна освещала большой одноэтажный дом с потемневшими стенами, заросший травою двор, какие-то сараи. Заинтересовала Масу только чахлая ольха, лепившаяся к самой дальней части стены. На нее в случае чего можно будет вскарабкаться и спрыгнуть на ту сторону.

Чувствовать себя вором, даже благородным, было странно, но — признаемся самому себе — интересно. Очень бодрило. Будто тебе снова восемнадцать, ты отчаянный якудза и не знаешь, что случится завтра. Наверное, именно такое ощущение описывает великий Тотомото-но Хиросукэ в своем знаменитом стихотворении:

(Старый котяра, правда, всего лишь женился на семнадцатилетней куртизанке, но сказано красиво).

К казакам, выбежавшим на выстрелы, прибавился еще один — тот самый бурят или кто он там, что давеча выглядывал в щель. Должно быть, он был в карауле и не мог отлучиться со своего поста. Всего, стало быть, охранников семеро, отметил Маса.

Едва войдя во двор, атаман задал часовому вопрос не вполне понятного смысла:

— Что она, Михайлов? Слыхала пальбу?

— Никак нет, детей перед сном купает, — ответил бурят Михайлов. — Они орут, вода плещет.

— Слава богу. — Семенов облегченно выдохнул. — Водки мне. А то на ступеньки не взойду. Башка кружится.

Кто-то бросился в дом, через минуту вернулся с граненым стаканом, до краев наполненным прозрачной жидкостью. Это не водка — спирт, определил Маса по резкому запаху. Среднего японца такая доза убила бы на месте, генерал же заглотнул ее в три булька. Рыкнул, крякнул, тряхнул головой. Настоящий русский медведь!

— Другое дело.

И действительно, после этого поднялся на веранду собственными ногами, без поддержки. От спирта его превосходительство не опьянел, а наоборот пришел в себя.

Казакам сказал:

— Ступайте.

Масу поманил за собой.

Полутемный коридор вел куда-то вглубь дома, но хозяин повернул в первую же дверь направо.

Там оказалась просторная, странновато обставленная комната. Над большим столом великолепная хрустальная люстра, а стулья самые простецкие. В углу серебрится окладами многоликий иконостас, вдоль стен поблескивают стеклянные витрины с какими-то знаменами и мундирами, а мебели почти нет.

— Живу по-походному, биваком, — сказал Семенов, оборачиваясь к спутнику.

При ярком свете оказалось, что атаман молод, лет тридцати пяти, и, кажется, совсем не медведь. Глаза смотрели внимательно, сочные губы приязненно улыбались. И голос звучал совсем не так, как на мосту — приятно, даже мягко.

— Давайте познакомимся как следует. Кто вы, загадочный незнакомец? Почему знаете русский? И, главное, откуда вы так внезапно и так кстати появились? — Огромная пятерня сильно, но в то же время деликатно сжала гостю руку. — Однако позвольте сначала представиться самому. Генерал-лейтенант Григорий Михайлович Семенов, атаман Забайкальского казачьего войска, главнокомандующий разных армий и прочая, и прочая.

Титулование было ироническим.

Грубая внешность в сочетании с вежливыми манерами — это очень обаятельно, подумал Маса. А еще атаман хорошо чувствует людей и знает, как с кем разговаривать. Это задатки прирожденного вождя. Нужно быть очень осторожным.

— Меня зовут Кацура, — назвался Маса заранее придуманной фамилией, которая для русского уха звучит хорошо, прямо по-казацки. — Я много лет прожил в России. Узнав, что вам требуется переводчик, пришел наниматься на работу. Охранник сказал, что вы еще не вернулись, и я решил подождать около моста. Увидел, как на вас сначала напали трое неизвестных, как потом прибежали двое с мечами, как они сражались между собой и перебили друг друга. Когда я приблизился к вам, всё уже закончилось.

— Не скромничайте, господин Кацура! — воскликнул атаман. — Другой пустился бы наутек, а вы не побоялись прийти мне на помощь! Вы человек хороший, и не робкого десятка, я таких люблю. Все хорошие люди друг другу братья. А плохих я подле себя не держу. Мы с казаками все между собой на «ты», породному — генерал или простой урядник, неважно. Коли будете служить у меня, тоже станете братом. Знаете что? Давайте выпьем на брудершафт по-нашему, по-казачьи, с шашки.

Не дожидаясь согласия, Семенов подошел к стене, где было развешено оружие. Вынул из серебряных ножен шашку. Взял со стола графин, наполнил две стопки, ловко пристроил их на клинок.

Это старинный прием, с помощью которого русские приручают иностранцев: внезапный переход к задушевной сердечности, подумал Маса. Он опрокинул стопку. Потом, как положено, раскрыл объятья и троекратно ткнулся в пушистые усы. Атаман лобызался всерьез, в губы, с чмоканьем.

Голубые навыкате глаза подернулись слезой.

— Вот это по-нашему. Тебя как звать?

— Горо, — назвал Маса первое пришедшее в голову имя.

— Будешь Егор. А я Григорий. Ты мне теперь брат. Ну-ка скажи: «Григорий, ты мне брат».

Подумалось: все-таки это чересчур стремительно даже для русской сердечности. Наверное, что-то сугубо сибирское. Эй, Баргузин, пошевеливай вал.

Семенов понял смущение новообретенного брата по-своему.

— Не беспокойся, Егор. Братство братством, а служить будешь не за просто так. Все по земле ходим. Соловей не поклюет — не запоет. Сколько жалованья хочешь? Сто иен в месяц хватит? — Широкий взмах от плеча. — Эх, хочешь двести? Мне кто полюбился, тот полюбился!

— Спасибо.

Маса хотел по привычке поклониться, но атаман без церемоний взял его за голову и распрямил.

— У нас только иконам кланяются. Сладились за двести? — Снова крепкое рукопожатие. — Аванс выдать не смогу, наличность кончилась. Всем пока плачу векселями. Мой банковский консультант говорит, что в декабре подскочат цены на золото. Тогда продам очередной слиток и со всеми рассчитаюсь.

— Какой слиток? — изобразил удивление Маса.

— Ты не слыхал про мое золото? — удивился и Семенов. — О нем все наши который год говорят. Это, брат огого какая история! — Он очень оживился. — Я же спас от большевиков золотой запас Российской империи! Двести тонн золота! Передал на сохранение японцам, а они, суки… — Атаман сбился. — К тебе не относится, это я про подлых японцев, а ты какой надо японец. В общем, не отдают они мне золота. Главное, я же не для себя, я для Белого Дела!