Борис Акунин - Просто Маса [с иллюстрациями]

— Я знаю, каков был кодекс Никёдо полвека назад, во времена моей юности. Но в двадцатом веке он, должно быть, сильно изменился? — спросил Маса, чтобы перевести разговор на менее щекотливую тему.

— Нисколько. Мораль всегда одна и та же, потому что и в век электричества Добро остается Добром, а Зло — Злом. Наш Путь Сострадания и Рыцарственности — всё тот же гармоничный закон жизни. Настоящая якудза по-прежнему защищает Добро и карает Зло. Как и полиция — только с более широкими возможностями. Потому что воевать со Злом добрыми средствами — это как беззубому грызться с тигром. У нас очень острые зубы, и мы воюем со Злом его же злым оружием.

Ну, кое-что все-таки изменилось, подумал Маса. В старые времена оябуны не философствовали, не умели произносить такие складные речи о морали. То были люди грубые и косноязычные, а тут чувствовалась целая идеологическая база. Захотелось понять ее лучше.

— Но что такое Добро и Зло — вопрос спорный. Меняются времена, меняются представления.

— Только не у нас. Благо Японии неизменно: Кокутай. А Зло — всё, что угрожает Кокутаю. Этот простой и ясный закон еще в детстве объяснил мне Учитель.

— Послушайте, — поморщился Маса, которого начинала раздражать высоконравственная проповедь из уст преступного босса. — «Хиномару-гуми» ведь не клуб патриотов, существующий на членские взносы. Вы зарабатываете деньги, очень много денег, всякими недозволенными законом способами. Выражаясь по-старинному, вы все равно разбойники.

Оябун нисколько не обиделся (да по-японски слово «сандзоку» и не звучало так уж оскорбительно — точнее всего его можно было бы перевести как «лихие люди»).

— Конечно. Только мы не грабим в горах и лесах случайных путников. Наша добыча случайной не бывает. Мы живем, во-первых, за счет так называемого вымогательства. Что это такое? Это наказание для ловкачей, обманывающих закон. Они неистребимы, всегда были и всегда будут, но пусть платят штраф. Во-вторых, мы берем плату за покровительство — защищаем торговцев и предпринимателей от неорганизованной преступности. Что тут нечестного? Кто не хочет, к нам не обращается. Насильно свою защиту мы не навязываем. Потом, мы торгуем наркотиками. Но люди, употребляющие кокаин или опиум, сами выбрали свой путь. А побуждать к наркомании нормальных граждан или, упаси боже, продавать дурь подросткам Никёдо строжайше запрещает. Если кого за такое ловим — убиваем на месте. Игорный бизнес — вообще не грех. Государство делает глупость, ограничивая и запрещая его. Для многих людей, живущих тяжелой, скучной жизнью, азарт — единственная возможность прикоснуться к чуду. Что еще? Проституция? Как вы знаете, этим низменным промыслом «Хиномару» не занимается. Но другие кланы мы не осуждаем. Если только они не торгуют детьми. — Сандаймэ говорил всё это с некоторым удивлением, словно поражаясь, что взрослому человеку приходится объяснять такие очевидные вещи. — Да, мы зарабатываем очень много денег «всякими недозволенными законом способами», но мы ведь и делимся своими прибылями. Щедро жертвуем патриотическому движению, помогаем бедным, выручаем тех, кто попал в беду. За это все относятся к нам с уважением.

Вот главное отличие японских бандитов от всех прочих, подумал Маса. Эти рэкетиры, шантажисты и наркоторговцы искренне считают себя рыцарями без страха и упрека. А самое главное, что так же к ним относится и общество. Какая все-таки интересная страна наша Япония.

В общем, непростой разговор сложился неплохо. Сенсея с почетом отправили домой на машине, что было очень кстати. Маса уже совсем валился с ног.

Он велел остановиться возле новопостроенного многоквартирного здания в стиле «баухауз», в километре от дома. Рыцарственность рыцарственностью, но бандитам необязательно знать, где живет Масахиро Сибата. Он вышел через двор на соседнюю улицу и остальную часть пути проделал пешком.

Когда до заветной двери, за которой ждала постель, оставалось несколько шагов, вдруг вспыхнули фары стоявшего неподалеку автомобиля. Это был служебный «рено» майора Бабы.

Чтоб тебе провалиться, мысленно выругался Маса, разглядев через ветровое стекло черный силуэт в фуражке.

Стукнула дверца.

— Сенсей, я жду вас уже несколько часов и очень волнуюсь! В половине десятого позвонили из полицейского участка, на территории которого находится вилла Момидзихара. Доложили, что там был инцидент со стрельбой и жертвами. Спросили, как им поступить. У них инструкция касательно русских: ничего не предпринимать без санкции Токко. Я спросил про вас. Сказали, что человек, соответствующий описанию, был замечен удаляющимся в сторону усадьбы. Тогда я велел не вмешиваться, чтобы не помешать вашей операции. Но ужасно, ужасно беспокоился! Если бы с вами что-то случилось, я никогда бы себе не простил!

Все-таки Япония есть Япония, с удовлетворением подумал Маса. От полиции здесь ничто не ускользает.

Делать нечего. Пришлось рассказывать и про нападение, и про атамана, и про Сандаймэ. Не всё, конечно. О своем участии в побеге красного агента и о полюбовном соглашении с Семеновым сыщик — то есть благородный вор — благоразумно умолчал.

Беседовать с полицейским на улице, рядом с домом и не пригласить внутрь было очень невежливо. Но если бы майор вошел, избавиться от него было бы трудно.

Впрочем, Баба не обиделся. Он был в восхищении от успехов своего внештатного сотрудника.

— Генерал пил с вами крепкое вино! Он водил вас в баню! Это значит, что он проникся к вам глубоким уважением! Поразительно, с какой скоростью вы завоевали дружбу этого дикого человека!

Маса не стал объяснять, что у русских распивание «крепкого вина» еще не означает глубокого уважения и что такого рода дружба обычно завоевывается очень быстро.

— Да, всё идет очень хорошо. Сейчас важно, чтобы никто мне не мешал. Пожалуйста, подтвердите господину Тадаки, что его люди больше не нужны. Никаких посторонних.

— Я всё сделаю, как вы велите, сенсей. На всякий случай проверю по смежным отделам, не ведет ли еще кто-нибудь слежки за атаманом. Никто вам мешать не будет. А теперь позвольте в знак благодарности пригласить вас отметить такую удачу. Я знаю отличный ночной ресторан в Ëцуя. И учтите: вас приглашает не Токко, а лично я, Итиро Баба. Очень прошу, вы окажете мне большую честь!

Личное приглашение означало, что на третьем году знакомства майор желает перевести деловые отношения в дружеские — для японского служаки это был знак большой, искренней симпатии.

Он настаивал, кланялся. Еле Маса от него отвязался, сославшись на смертельную усталость. Помимо усталости тут была еще одна причина. Из братьев Масу, слава богу, разжаловали, не хватало теперь еще терзаться из-за того, что обманываешь и используешь своего друга.