Борис Акунин - Просто Маса [с иллюстрациями]

Гостей провели насквозь через весь дом на веранду-энгаву, которая выходила во внутренний сад, скомпонованный только из оттенков зеленого. Ни единого цветка. Лишь нефрит-изумруд-малахит-бирюза листьев, мхов и травы.

На этом впечатляющем фоне спиной к вошедшим, засунув руки в рукава, и из-за этого похожий на спящего суслика, стоял сухонький старичок.

Первое, что подумал Маса: почему все большие люди маленького роста? Потом старичок обернулся и будто вытянулся кверху — такое воздействие производил его мерцающий взгляд. Масе показалось, что его насквозь пронизывают какие-то ледяные лучи, так что захотелось съежиться.

— Вряд ли, вряд ли. Лоб низковат, — прошамкал великий человек в ответ на какие-то свои мысли. Зубов у него почти не было. Наверное, достижений зубопротезной техники он не признавал так же, как электричества и кэндзанов. — А впрочем проверим…

И громче — уже обращаясь к Масе:

— Я знавал твоего отца. Ты на него похож. Рюдзо Сибата был честный якудза, да.

— Зачем вы это говорите? — укорил его Маса. — Вы были советником Тадаки Первого, а стало быть, знаете, что Рюдзо Сибата мне не отец и я не могу быть на него похожим.

— Умный, дерзкий, и глаза… — опять тихо пробормотал мафусаил. Потом повысил голос: — Да. Но я не был уверен, знаешь ли про это ты. Ну-ка, приспусти штаны и покажи свой тандэн.

— Дракон на животе есть, — уверил его Маса. — Я сын Березового Тацумасы, не сомневайтесь.

Сандаймэ, ничего не понимая, смотрел то на одного, то на другого, но задавать вопросы не осмеливался.

— Человек — ветка на дереве, которое посадил не он. И какие расцветут листья, тоже решать не ему. Но от него зависит, как они будут расти и сорвутся ли, когда задует тайфун, — сказал Курано уже не разберешь кому — себе или собеседнику. С очень старыми людьми разговаривать непросто.

Пожевав губами, помигав своими искристо-ледяными глазами, сенсей внезапно сказал:

— Мальчик, оставь нас наедине. А ты, сын Тацумасы, сядь.

Когда Сандаймэ с поклоном удалился и они оба сели, старик вдруг спросил:

— Что такое по-твоему общественный прогресс?

Из его уст вопрос прозвучал неожиданно.

Поскольку Маса много об этом думал, ответить было легко.

— Постепенное движение от несвободы к свободе.

Курано недовольно покачал головой. Можно было подумать, что он не согласен. Но старик проворчал:

— Так и есть. Только учти: главное слово здесь «постепенное». На заре истории воля государя священна, она определяет всё до мелочей. Потому что подданные невежественны, невоспитанны и неразвиты, словно младенцы. В конце же истории верховная власть станет не нужна. Ибо люди научатся вести себя ответственно. Путь из начальной точки к конечной непрямолинеен и тернист, на нем легко споткнуться, откатиться назад. Такое происходит сплошь и рядом. Одинаково опасно дать незрелому ребенку слишком много воли и насильно удерживать на короткой привязи подросшего отрока. Мудрость правительства в том, чтобы не забегать вперед и не отставать. Плата за оплошность бывает болезненной. Страна может не только ушибиться, но и свернуть себе шею. Наши сторонники демократии считают, что японцы уже взрослые, — и ошибаются. Наши монархисты уверены, что японцы — малые дети, и тоже неправы. Японский народ — подросток. Непоседливый, задиристый, шустрый. В этом возрасте необходимо увлекать питомцев азартной игрой. Когда все вместе куда-то бегут, орут, играют в войну, рвутся к победе. Это и есть весь наш Кокусуй. С ним мы сможем забрать себе полмира. А красивые словеса — для болванов и для романтиков вроде молодого Тадаки.

Занятный был старичок. Весь в морщинах, седенький, а ум и язык — как бритва.

— А нужно забирать полмира? — спросил Маса.

— Нужно забирать всё, что можно забрать, и кое-что из того, что нельзя. Таков закон целеустремленной жизни — как у человека, так и у государства.

Сейчас заведет речь про то, что прежде всего нужно забрать Китай, для этого следует начать с Маньчжурии, а ключ к Маньчжурии — русский атаман, предположил Маса.

Но ошибся. Мысль сенсея двигалась какими-то своими зигзагами.

— А ты целеустремленный человек, сын Тацумасы?

— Когда у меня есть цель, я к ней устремляюсь. Ничто не может меня остановить.

Сенсей печально покивал.

— Да, это видно. А к какой цели ты устремлен сейчас?

Поколебавшись, Маса ответил:

— У меня их три. Про две первые говорить не буду, а про третью скажу. Потому что, возможно, вы сумеете мне помочь.

Первая цель была растопить сердце кицунэ. Вторая — обокрасть атамана — являлась средством для достижения первой. Про обе старцу знать было ни к чему.

— Я хочу узнать правду о своих покойных родителях. Раз вам известно про мою татуировку, может быть, вы были с ними знакомы?

— Нет. Я только слышал про Тацумасу. Кто ж про него тогда не слышал? Ах, это было так давно, столько всего с тех пор произошло, — вздохнул Курано. — Все умерли, остался один я… Раньше я думал, что глубокая старость — это дряхлость, болезни. А это одиночество. Когда тебе почти девяносто, ты живешь в мире чужих, глупых, докучливых людей. И прошлое — как зимняя тропа, засыпанная снегом. Оно невидимо, невосстановимо и лишено значения, потому что вернуться назад нельзя. Путник, желающий не сбиться с дороги, должен смотреть только вперед. И не оглядываться.

— Мое ремесло — находить цепочку следов, даже если они спрятаны под глубоким снегом. Я хочу знать правду про своих родителей. И я ее узнаю. Потому что я очень хороший сыщик.

— Я стал советником Тадаки Первого уже после того, как он убил твоих родителей. Это был неумный поступок, из-за которого клан потерял лицо, а сам оябун подорвал свою репутацию. В конце концов из-за этого он и сгинул. Воссоздать клан мне удалось только при Тадаки Втором.

Старое лицо осветилось слабой улыбкой — старик вспоминал былые свершения.

— Что ж, — поклонился Маса, — буду искать сам.

— Конечно. Если ты чувствуешь, что это твой сыновний долг, — рассеянно прошелестел сенсей, все еще улыбаясь. — …Я запамятовал. Зачем ты ко мне пожаловал?

Все-таки ум у него был хоть и острый, но немного уплывал.

— Ах да. Русские. Во времена моей юности их называли «рококудзины», «люди Страны Дураков». Дураки всегда считают всех дураками, а мы тогда были совсем дураки… Смотрите, чтобы русский сёгун вас, умников, не облапошил, — пробормотал старец, роняя подбородок на грудь.

Маса тихо поднялся, вышел к ожидавшему в соседней комнате Сандаймэ.

— Уснул.

— Мой автомобиль отвезет вас к господину майору, а я останусь, — шепнул Тадаки. — Буду ждать, когда сенсей проснется. Не могу уехать, не попрощавшись. Это слишком невежливо.

Третий большой человек, пожалуй, произвел на Масу самое сильное впечатление. Вроде бы сказал про Семенова одну-единственную фразу, а попал в самую точку. Хитрющий казак кого хочешь объегорит, на козе объедет. Китайцы про таких говорят «перекукарекает петуха, перелает собаку».