Борис Акунин - Просто Маса [с иллюстрациями]

Все эти сбивчивые мысли пронеслись в одно мгновение. Потом их вытеснила новая, от которой Маса покачнулся.

Означать это могло только одно. Больше он ее никогда не увидит. Воровка получила то, что хотела — узнала, где хранится добыча, и подельник ей стал не нужен. Использовала и бросила. Потому что не любит. Сейчас вскарабкается по дереву на стену и навсегда, навсегда исчезнет. О, бедное, глупое сердце! Зачем ты впустило в себя подлую кицунэ?

Гармонь надрывно, совсем немелодично взревела и вдруг умолкла.

— Глядите! Кто это там? — завопил гармонист Кулебякин, показывая пальцем.

Все обернулись.

— Стой! Стой! Держи его!

Сорвались с места, гурьбой.

Побежал и Маса, быстрее всех. Он тоже кричал, по-японски:

— Дура! Брось ящик!

Но черная тень только пригнулась и понеслась быстрей. Вот она оказалась возле дерева. Полезла. Ящик был за спиной, в мешке на лямках, но все равно стеснял движения.

Казак, бежавший почти вровень с Масой, вскинул руку. В ней был «маузер».

Удар ребром ладони по запястью. Пистолет упал на землю.

— Кацура, ты чего?!

Она уже наверху. Спрыгнула!

Маса мчался огромными скачками. Сзади орали:

— Они заодно! Вали его, гада!

Сейчас откроют огонь.

Перешел на зигзаги, чтоб было трудней попасть.

Выстрел, другой, третий. Визг пуль над ухом.

Лезть на дерево было некогда. Разбег, прыжок — и Маса вцепился руками в кромку стены, подбросил тело кверху, перелетел на ту сторону. Нет, шестьдесят пять лет это еще не старость.

Плюхнулся в жижу заливного поля. Побежал. Ноги вязли, как в муторном сне, брызги летели в стороны. Впереди, тяжело дыша, шлепала Мари.

Он быстро ее догнал.

— Там не золото!

Обернулась. В лунном свете белое лицо с огромными черными глазами было невыразимо прекрасным.

— Как не золото? А что?

— Чугунные болванки. Ты какой ящик взяла? Первый справа?

— Да…

— Хоть в этом тебе повезло.

Но открывать ящик и разбираться, где там золотой слиток, сейчас было некогда. Маса схватил ее за руку, поволок дальше.

— Ты обманула меня! Ты меня предала!

Однако выяснять отношения было некогда. Сзади снова грохнуло. Под ногами всплеснулся фонтанчик.

— Падай!

Маса сбил ее с ног, выдернул «браунинг», обернулся.

На гребне стены чернели два силуэта, отлично видные на фоне серебристого неба. Одному Маса прострелил руку, другому плечо. Оба заорали, свалились внутрь двора.

Из-за стены донеслось:

— Метко бьет, паскуда! Что делать, атаман?

— Они который ящик сперли? Проверить, живо! — крикнул Семенов. — Если не самый правый, то ляд с ними. А если его — догнать!

Рывком подняв предательницу на ноги, Маса сказал:

— Уходим.

Сорвал с ее плеч мешок. Вынул ящик. Отшвырнул крышку. Золото определил сразу — по маслянистой, абсолютно гладкой поверхности. Сунул за пазуху.

— Почему только один?

— Можешь забрать остальные себе.

Она присела. Вытащила один, другой, третий. Всхлипнула.

— Потом будешь плакать, дура! Надо скорей выбираться из трясины. Они побегут по твердой дороге и догонят.

Потащил ее дальше.

— …Почему ты… меня… спас? — задыхаясь, спросила Мари. — Почему не бросаешь? Ведь я тебя… обманула?

— А почему ты меня обманула? — горько спросил он.

— Я поняла, что ты не хочешь быть вором. Даже благородным.

«Нет, не поэтому, — мысленно ответил он. — А потому что ты меня не любишь. Сам виноват. Не влюбляйся в кицунэ».

Они выбрались из топи. Впереди темнела поросшая кустами насыпь, по ней можно добежать до моста, а за ним, в лабиринте улиц, беглянку уже не догонят.

— Тебе направо, через мост. Я — в другую сторону. — Маса выпустил ее руку. — Уматывай. Не хочу тебя больше видеть. Никогда.

Ее огромные глаза стали еще больше, чуть не в пол-лица. Но смотрели они не на Масу, а мимо.

От кустов донесся шорох.

Резко обернувшись, Маса увидел двух людей. Они были в черных куртках «Хиномару-гуми». Сандаймэ все-таки не отозвал своих бойцов? Но почему?

— Вы что тут делаете, ребята?

— Извините, аники, — сказал тот, что слева. — Приказ оябуна. Из уважения к вам стреляю не в голову, а в сердце.

Это было невероятно! Но еще больше Масу поразило, что в руке у бандита блестел «маузер». У якудзы?!

Гром, молния, звонкий удар в грудь — и Маса плюхнулся обратно в заливное болото. Конечно, очень повезло, что пуля попала в золотой слиток, но всё это было чрезвычайно странно. Просто-таки необъяснимо. Благородный ронин лежал в воде, совершенно обескураженный.

Наверху, на насыпи, тем временем происходила дискуссия.

— Сибату я грохнул, а с этим что? — спросил один голос. — Оябун велел исполнить всё чисто, следов не оставлять.

— Ничего не поделаешь. Кончай и его.

— Я женщина! — крикнула Мари. — Якудза не убивает женщин!

Сдернула с головы капюшон, тряхнула волосами.

— Это женщина, — озадаченно сказал бандит с «маузером». — Чего делать-то? Если мы бабу грохнем, оябуну это не понравится.

— А это не мы. Это роскэ! — нашел выход из трудной ситуации второй. — Вон они бегут. Они ее и убили.

От виллы с топотом и криками бежали семеновцы. Выяснили, стало быть, какой ящик украден.

— Кончай ее скорей и бежим. Стреляй, чего ты?

Но выстрелил Маса. Дважды. Если ты не благородный вор, а благородный ронин, канон о неубийстве живых существ тебя не касается.

Встал, отряхнулся. С благодарностью погладил слиток, который спас ему жизнь.

Рявкнул на Мари:

— Что дрожишь? Уносим ноги! Через мост уже не получится. Вдоль канала. Пригнись!

Услышав выстрелы, казаки на дороге залегли. Подумали, стреляют по ним. Пусть немножко полежат. Оттуда бегущих на фоне кустов не видно, прикинул Маса.

До следующего моста, целый километр, они бежали, не останавливаясь. И только на другой стороне канала, уже в безопасности, Маса выпустил руку женщины-лисицы.

— Всё. Теперь расстаемся. Нá, это тебе. — Он сунул ей слиток с вмятиной от пули. — Получи то, чего ты так хотела.

Больше ничего говорить не стал. Повернулся уйти, но Мари удержала его за рукав.

— Постой. Я не понимаю… — Голос у нее был тихий, растерянный. — Ты второй раз меня спас. Уже всё зная. Они думали, что ты мертв. Застрелили бы меня и ушли. Зачем ты рисковал? Почему? Я не понимаю. Совсем…

— Ты и не поймешь.

Он больше на нее не злился. Что взять с инвалидки? Терпеливо объяснил:

— У людей так принято. Когда кого-то любишь — спасаешь. Даже если тебя не любят… Ладно. Живи, как тебе живется. Прощай.

— Постой! — повторила Мари и вдруг заплакала. Это было странно, потому что кицунэ никогда не плачут, у них ведь нет сердца.

— Ты еще не всё знаешь. Когда узнаешь, совсем меня возненавидишь… Не надо тебе это рассказывать… Зачем? Но я все-таки расскажу… Возненавидишь — и пускай…