Алексей Климин - Акциденция

– Манюшку-то сестра к себе заберет, мы уж все и обговорили с ней… еще тогда, когда Павла арестовали. Она как раз с детьми у нас гостила… да она и тогда забрала моих от греха подальше. Это уж потом, когда Москву бомбить стали, она со всем выводком сюда вернулась, все ж здесь потише было. Завод в заречье – да, бомбили, Бережковскую судоверфь – бывало, а тут, в самой слободе, как-то обходилось. А там и меня из полевого госпиталя направили сюда, и стало ясно, что вслед за Пашей пока никто посылать меня не собирается. И когда в столице потише стало, к прошлому лету, она со своими детьми вернулась обратно в Москву. Но, тогда же мы с Татой и поняли, что если с Маняшей она справится, то вот с Мишей – нет. Он уже в то время, два года назад, ей такие коники выкидывал, что она к тому моменту, как я приехала, воем выла, не зная, что делать с ним. Он, знаешь ли, – Алина опять хрипло хмыкнула, – все собирался правду искать, чтоб отца освободили. Убегать от нее пытался…

Ну, Наталью-то я знал – эта женщина точно из нежных… да еще и неприспособленная к жизни какая-то. В старые времена ее впору было бы величать барышней, а по нынешним… пианистка, одним словом – натура утонченная и возвышенная.

А та кажущаяся замедленность в движениях, видно их с сестрой природная данность, которая у Алины придавала четкости и завершенности каждому жесту, у Натальи казалась вялостью и неловкостью. У меня даже сложилось впечатление, что за фортепиано эта женщина только и оживала, а вот как она справлялась со своими учениками в консерватории, я уж как-то и не знаю даже…

Я был неплохо знаком с нею и ее мужем, Альбертом Яновичем, человеком от культуры тоже немаленьким – дирижером оркестра в той филармонии, в которой начинала когда-то и Наталья. Он был хорошо старше жены и души в ней не чаял. Потому, наверное, она такая и была.

Мне у них приходилось как-то живать, в их огромной московской квартире. Это когда меня, тогда молодого лейтенанта, еще в довоенное время послали в столицу на учебу. Вот, в тот год, пока оформился, пока получил общежитие, мне и случилось у них несколько дней пожить. Да и познакомиться получше с новыми тогда для меня еще родственниками.

Хотя, может, я что-то понимаю и неправильно… ведь при всей своей мягкости и кажущейся неприспособленности, не побоялась-таки Наталья забрать детей к себе, притом, в самый момент ареста зятя. Значит и у нее есть тот стержень, только прячется он в ней, пожалуй, еще глубже, чем в сестре, а о его наличии заподозрить гораздо труднее. Ну – да, невысокая, светловолосая, с ясными голубыми глазами, столичная жительница, человек искусства… какой уж тут стержень казалось бы, а поди ж ты…

– Да, боевой парень… – меж тем протянул я, продолжая разговор о племяннике, – будет интересно с ним повидаться. Я-то его совсем маленьким помню, а Маняшу кажется и вовсе еще в пеленках. А когда заходил вещи оставить, что-то их не видел. На реке что ли?

– Да куда там! Времена-то нынче другие… – покачала Алина головой, – Мишка с классом в поле с самого утра, страда-то уже вовсю началась – жара-то вон, стоит какая! А Маша наверное к тебе просто не вышла – очень боязлива стала после бомбежек этих. Да и без мужчины в доме мы уж третий год как живем… но ничего, ты на отца-то сильно похож, так что, думаю, привыкнет быстро.

Женщина посмотрела на высокое, нещадно палящее солнце, которое за время нашего разговора чуть сдвинулось и теперь заглядывало к нам под березы, прищурилась на него и с глубоким усталым вздохом добавила:

– Скоро к полудню… Марфуша сегодня дома, наверное щей успела наварить. Так что, Коль, шел бы и ты домой… а поговорим после… как-нибудь, – сказав это, Алина затушила папиросу и, опираясь рукой о землю, попыталась подняться.

Я подхватился, от резкого движения ногу дернуло и я, не удержавшись, поморщился, но все же, умудрился встать быстрее собеседницы и подать ей руку. Впрочем, докторский взгляд, цепкий такой, отстраненный, я от невестки получил. Но, что хорошо, охать и ахать она не стала, а видно поняв прекрасно, что вырвалось у меня ненароком и слабость свою я сейчас обсуждать с ней не готов, заговорила совсем о другом:

– И еще… – немного неуверенно произнесла она, отряхивая халат, – там, у нас в доме, жиличка на постое, – при этих словах женщина едва заметно поджала губы, – подселили к нам еще до войны – дом-то большой, люди мы приличные, – очередной хмык получился совсем горьким, – да и рядом с райкомом, где она заправляет. Ты-то теперь в райотделе будешь, как я поняла, так что еще и по службе с ней видеться тебе придется. Так что, Коль, – она положила мне руку на грудь, как будто стараясь в чем-то убедить, и заглянула снизу вверх в глаза, – послушай меня, пожалуйста… не доверяй ей, ни при каких условиях. Дрянь баба… подлая, хотя и стелет мягко по началу.

И взгляд тот, что внимательно следил за моим, хорошо ли я услышал сказанное, был такой пронзительный, что голубой цвет его горячим льдом прожигал, казалось, насквозь. Что-то тут было не то. Но спросить я не успел, на улице, что упиралась в рощицу-парк и выходила на ту, вдоль которой тянулся монументальный фасад госпиталя, показалась колонна грузовиков.

– Все, иди, раненых везут, – резко бросила женщина мне и отступила, – увидимся еще! Не знаю когда… вечером вряд ли, но к утру, наверное, буду, – и побежала к госпиталю.

А грузовики, уже повернув, подъезжали к крыльцу.

Да, разговора у нас так и не получилось… но, я сюда не на один день приехал, так что поговорим еще.

Алина тем временем уже взметнулась по ступеням и, открыв тяжелую дверь, что-то кричала внутрь здания, а первый грузовик к тому моменту успел остановиться и из его кабины стал спускаться пожилой мужчина.

Так что и мне ничего не оставалось, как выбираться из рощи. Тяжело опираясь на трость, я похромал по едва видимой тропе. Раненое бедро мое что-то опять схватило и начало дергать. Неужели опять начинается? Или то резкое движение, когда я поднимался, потянуло свежие еще жгуты швов? Хоть бы не первое… совсем не ко времени это…

Когда я вышел на проезжую часть, все четыре грузовика уже стояли, выстроившись вдоль длинного мраморного крыльца, а женщины в белых халатах сновали с носилками, перетаскивая раненых из первой машины в здание. Где в этом людском водовороте Алина, я не понял, но соваться туда сейчас смысла не имело – не до меня, да и не до разговоров ей сейчас было.

А у меня, чей и свои дела имеются. Я сюда не на побывку к родне прикатил, я теперь начальник уголовного отдела милиции слободы Бережково и прилегающих к ней окрестностей.

О как, был боевой командир Красной Армии, а теперь стал милиционером. Хотя, сейчас это обычная практика. По крайней мере, так мне сказал Алексей Сафронович, военком по нашему району в Ниженном, к которому я заявился после того, как был безоговорочно и окончательно комиссован.