Алексей Климин - Акциденция

"– Не дело, – говорил майор суровым тоном, просматривая мои документы, – опытными боевыми кадрами раскидываться – не время сейчас!"

Да мне что? Мне – отлично! Потому что боялся я задней мыслью остаться совсем уж не у дел. Как смог с тростью ходить, так и на завод собирался идти – проситься хоть кем-то. А оно вон как вышло – послали меня теперь защищать покой Родины в тылу. На фронт, значит, уже – все, мне дорога закрыта, а тут вот – сгодился. Притом, не где-нибудь, а в городе моего детства, вернее в слободе, которая за неимением каких-то городков в округе, числилась за районный центр.

И даром, что поселок наш не город, а завод-то в нем имеется не маленький – судостроительный, который, как и большинство промышленных предприятий страны, сейчас работал на фронт. Да и хлебушка с нашей пристани, вон, сколько отгружается – отсюда видно, как баржи караваном выходят в фарватер.

Я чуть приостановился и, прикрывая рукой от солнца глаза, всмотрелся вдаль. Облака, немного скрадывающие ослепляющий свет в первой половине дня, растворились, плывя теперь по небу лишь длинными ничего не закрывающими лентами, а потому и на реку было чуть не больно смотреть – она не текла серовато-синим полотном, а бликовала своей гладью, как огромное зеркало. Так что, даже при большом желании разглядывать на ней что-то долго не получалось – видно было плохо, да и глаза быстро начинали слезиться.

Я еще раз бросил взгляд на госпиталь, где суета на крыльце так и не стихла, а казалось, только возросла, и сам двинул вперед по той улице, по которой давеча ехали грузовики с ранеными.

Да собственно, мне эта улица и нужна была. Она, да еще та, что шла понизу от пристани через рыночную площадь, и могли считаться главными улицами слободы. Только там, внизу, было колготно и шумно, а здесь, вроде и рядом, но все же уже в стороне и выше, м-м… кажется это называется – респектабельно.

Улица, по которой я шел, вся состояла из больших, по местным меркам конечно, добротных домов. Эти особнячки когда-то давно, еще до революции, принадлежали купеческому люду, а теперь вот стали зданиями общественными. Здесь, на этой улице, размещались и Райком партии, и Райсовет, и Дом пионеров, и другие учреждения, без которых жизнь любого города состояться не могла. Были здесь еще и здания, принадлежащие каким-то хозяйствующим организациям, и библиотека, которая, так толком в новый Дом культуры перебраться и не успела, потому, как мраморный дворец открыли только в сороковом году. Чего тянули, я не знаю – меня здесь не было, да если б и был, то, наверное, во внимание даже это бы не принял.

Ну, а в следующем году всем уж не до библиотек стало. А потом большое здание и вовсе определи под эвакуационный госпиталь – это уж когда бои под самой Москвой шли.

Впрочем, я могу и ошибаться, потому, как сам тогда был на фронте, а те редкие письма, что получал от матери, многого о событиях в слободе не упоминали. Пашу арестовали перед самой войной, Алина как-то сразу попала в полевой госпиталь, а дети, как сегодня узналось, какое-то время и вовсе пробыли у Натальи в Москве.

Матушка моя здесь не бывала года с тридцать девятого, а написать ей было и некому, как я теперь понимаю. Марфуша-то наша, что, наверное, так и прожила вдвоем с жиличкой в доме полгода, пока Наталья не приехала, да Алина не вернулась, была безграмотной… по крайней мере, мне так всегда казалось. И даже если я не прав на ее счет, то все равно, изобразить она могла, скорее всего, не более чем свое имя или какую короткую записку, а уж никак не цельное письмо, с длинными и обстоятельными описаниями.

А вот, сразу за райкомом комсомола и бывшая вотчина купца Демина, а нынче районное отделение милиции. Дом тот был красного кирпича, двухэтажный, с большим двором и хозяйственными постройками, что проглядывались в такую же фигурно выложенную арку открытых настежь ворот.

Помню я ее, хорошо помню – еще по малолетству с тем же Пашкой и другими ребятами мы, бывало, крутились здесь, поскольку в нашем тогдашнем понимании сначала дяденьки приказчики, а позже и товарищи милиционеры, всегда были заняты чем-то интересным, что нам пропустить было нельзя. Что первые, что потом вторые, нас, конечно, гоняли, но как-то надолго это сделать у них не получалось. Что взять с мальчишек, которых хлебом не корми, но дай сунуть нос в дела взрослых?

Я заглянул во двор, привыкая к мысли, что я нынче не пацан, которому есть до всего дело, а и сам теперь служу здесь, да, собственно, тем «дяденькой милиционером» и являюсь. Вот только те дела, что предстояли мне, я бы уже интересными не назвал. Скорее, настораживающими, странными и даже, на тот первый взгляд, который мне позволили заиметь в облотделе, вводя вкратце в курс событий, достаточно непонятными.

Меж тем в большом, заросшем вдоль забора бурьяном, дворе, в глубине его, крайние слева двери хозпомещения были распахнуты настежь, и уже там, в резкой тени, проглядывалась какая-то машина с открытым капотом и две фигуры, вертящиеся возле нее. По довольно высоким голосам, доносящимся оттуда, да и некрупным силуэтам, я сделал вывод, что народ тот достаточно молод. Ладно, познакомимся позже и с ними, а пока мне стоило уже поторопиться и добраться до своего рабочего места.

И я потянул за медную отполированную ручку на филенчатой двери. Добротная створа, висящая тут, наверное, со времен предыдущих хозяев, с легким скрипом открылась и пустила меня в душное помещение.

Внутри мне предстала обычная для таких домов передняя – весьма небольшая, надо сказать, по меркам крупных особняков, но так же, как и те, с претензией на роскошь… вернее былую роскошь. Или даже на то, что от нее осталось: темные потрескавшиеся деревянные панели на стенах и пятнистое зеркало в тяжелой резной раме.

Сбоку в тех панелях виднелась невысокая дверь, замеченная мною только потому, что была неплотно прикрыта – похоже, бывшая привратницкая или гардеробная.

А далее из передней пролегал коридор с незашторенными окнами по левую руку и единственной дверью по правую. Своим огромным проемом она намекала, что помещение за ней большое, створки у нее две, и раз их самих не видно, то они, значит, открыты и туда-то именно и следует идти. В конце прохода кажется была лестница, но из-за резкой тени там, разглядеть ее четко не удавалось.

Я снял фуражку, глянул в рябое зеркало и, едва видя себя, пригладил волосы. Ну что, пора к месту моей новой службы продвигаться.

Сухая пыльная тряпка, на которую я наступил сразу за порогом передней, сдвинулась под ногой и пустила вверх клубы пыли, которые вальяжно закружились в солнечном свете, выдаваемом окнами. Ну что ж, чей и правда не в богатый купеческий дом попал, а в общественное заведение. Старый, давно забывший «вкус» мастики и протертый до дерева паркет поддержал мои мысли, тихо проскрипев что-то о том, что ходят здесь всякие, а ног и не вытирают. Хотя ко мне это и не относилось – чей по тем, до сих пор не осевшим пыльным клубам, видно, что тер я сапоги основательно.