Валерий Климов - Золотые погоны империи

Лохвицкий долго вспоминал просьбу Батюшина о моём назначении в штаб бригады (в целях более эффективного выполнения моей секретной миссии), затем также долго сморкался, думая о том, как бы от меня побыстрее отделаться, и, наконец, в заключение, выдал единственную фразу: «Штабс-капитан! Послужите-ка сначала на позициях… «прощупайте», так сказать, обстановку в низах, а там – видно будет… Ступайте с Богом, голубчик!».

Я не стал настаивать на выполнении Лохвицким своего обещания насчёт меня, данного им Батюшину, и не только потому, что глупо штабс-капитану пререкаться с генералом, но и потому, что мне самому было бы зазорным находиться в штабе в канун ожидаемого направления на фронт.

Да, и само поручение Батюшина мне, в тот момент, казалось нелепым и напрасным. Всё шло своим чередом, все были живы и здоровы, и дальнейшая перспектива благополучия нашей бригады не вызывала никаких опасений.

Гораздо больше волнений у меня вызывало чрезмерное «закручивание гаек», в целях «повышения дисциплины» у нижних чинов, практиковавшееся многими офицерами нашей бригады в своих подразделениях. Порки и зуботычины сопровождали учебный процесс во многих батальонах, что резко контрастировало с порядками во французской армии, и, действительно, вызывало, как минимум, непонимание со стороны военного руководства французов и глухое раздражение со стороны русской солдатской среды.

Справедливости ради, надо отметить, что, зачастую, нижние чины сами «вызывали огонь на себя» своим непослушанием, дерзкими ответами и поступками криминального характера. Солдаты 1-й Особой пехотной бригады, в своей основе, были набраны на службу из заводского элемента Москвы и Самары. Отсюда – их дерзость и потенциальная «революционность», которой они успели нахвататься на родине.

К счастью, в нашем батальоне с дисциплиной был относительный порядок, и держался он, во многом, на высочайшем авторитете подполковника Готуа, противника порок и неоправданного рукоприкладства. Горячий по натуре, он и сам, порой, мог не сдержаться и «зарядить кулаком в ухо» провинившемуся солдату, но, для этого, тому надо было очень «постараться» это заслужить. В батальоне все знали – «получить по морде», здесь, можно, но – исключительно, «за дело», а это – «совсем другой оборот», как говорили редкие бывалые солдаты, попавшие в наш батальон после госпиталей.

Мне, как и моим новым друзьям-офицерам по нашему батальону, конечно, тоже, иногда, приходилось прибегать к зуботычинам в обращении с нижними чинами, но только лишь в тех случаях, когда человек не понимал, а, вернее, не хотел понимать нормальных слов; но таких «эксцессов», с нашей стороны, было крайне мало, и я никогда не ловил на себе взглядов, полных ненависти и неприязни, которыми, зачастую, сопровождались отдельные офицеры нашего экспедиционного корпуса.

Для солдат 1-й Особой бригады одним из немногих доступных им удовольствий было общение с нашим общим символом – медвежонком «Мишкой», который рос у всех на глазах и был по настоящему домашним: любил сладости, внимание и ласку.

Благодаря своим преданным «поводырям» Ваське и Сёмке, он выучил несколько забавных телодвижений, исполняя которые, неизменно вызывал добродушный хохот у случайных зрителей из числа солдат и офицеров.

Воспитанный «в русском духе» Особой бригады «Мишка» ужасно любил зелёную форму наших солдат и абсолютно не выносил синюю форму французов, чем ещё больше снискал к себе любовь русских пехотинцев.

Что касается офицеров бригады, то им были доступны удовольствия совсем другого уровня. Пользуясь близостью Парижа, многие из нас, с разрешения руководства, стали частенько бывать в самой красивой европейской столице. И, если некоторых моих коллег, в первую очередь, интересовали рестораны и публичные дома, то меня и Разумовского, в котором я нашёл своего единомышленника, в гораздо большей степени, по крайней мере, поначалу, привлекали театры и исторические достопримечательности Парижа.

За довольно короткий срок мы «облазили», если можно так выразиться, всю старую часть этого великолепного города и дотошно выяснили у местных знатоков подробную историю его создания (кстати, весьма, отличную от той, с которой мы, наспех, были ознакомлены, обучаясь в юности в своих военных училищах).

Оказывается, Париж был образован племенем «паризиев» ещё в середине третьего века до нашей эры на месте древнего кельтского поселения Лютенция на острове Ситэ, расположенном посередине реки Сены (кстати, современное название города и происходит, как раз, от имени этого племени). А в пятьдесят втором году до нашей эры, во время войны с римлянами, «паризии» сами подожгли Лютенцию (ну, прямо, как в одна тысяча восемьсот двенадцатом году наши предки – Москву – перед тем, как отдать её французским оккупантам) и разрушили все мосты, чтобы их город не достался врагу.

Тогда, римляне оставили их остров в покое и построили на левом берегу Сены новый город, где, впоследствии, возвели свои традиционные термы, форум и амфитеатр. Правление римлян в нём закончилось лишь с приходом на эти земли франков (примерно в середине первого тысячелетия нашей эры), и с этого времени город стал, по настоящему, усиленно строиться и укрепляться.

Безусловно, столица Франции поражала своим великолепием всех прибывающих в неё в первый раз. Меня же с Разумовским, в первую очередь, поразили пять её самых известных достопримечательностей: построенный на острове Ситэ собор Парижской Богоматери, Эйфелева башня, Триумфальная арка, а также возвышающиеся над линией горизонта базилика Сакре-Кер, построенная на вершине холма Монмартр, и одинокая башня Тур Монпарнас, особенно выделяющаяся на фоне окружающего её малоэтажного городского квартала.

Однако, изучив главные парижские достопримечательности, я и Разумовский «устали» от этой архитектурной красоты и плавно переключились на местные театры. Нами были, по очереди, посещены широко известные оперный театр «Гранд Опера», являющийся самым большим оперным театром мира, и знаменитый театр «Комеди Франсез», вслед за которыми нашего «изысканного» внимания удостоились, также, кабаре «Тоурни ду Чат Ноир» на Монмартре и синематограф братьев Люмьер на бульваре Капуцинов.

Утолив свой культурно-исторический голод, мы, наконец-то, перешли и на более «плотские» наслаждения. Нашему нашествию подверглись кафе «Прокоп» и кафе «Де ля Режанс». Данные заведения общественного питания мы штурмовали уже в компании Мореманова, Орнаутова, Лемешева и Рохлинского. Обильные возлияния, однако, тоже довольно быстро наскучили, и нас потянуло испробовать «клубнички», тем более, что пути в эти места «продажной любви» уже давно были проторены нашими более любвеобильными товарищами из других подразделений бригады.