Алан Гордон - Тринадцатая ночь

— Должно быть, его ударил высокий мужчина, — заметил Малахий.

— Возможно, — сказал я. — Я не видел его.

Внезапно Бобо вскрикнул и схватил служанку за руку. Она взвизгнула и выронила тряпицу, а Бобо сел и обвел комнату диким взглядом. Увидев меня, он снова лег.

— Извините, милая женщина, — пробормотал он. — Прошу вас, продолжайте, только не троньте мое лицо. Я предпочитаю умереть дураком.

— Подожди помирать-то, пока не пришел лекарь, — посоветовал я.

— Слышали мы об этом лекаре, — проворчал он. — Он прекрасно закончит дело, начатое тем негодяем.

— Он что, будет острить до самой могилы? — прошептал Малахий.

— Почему вы думаете, что могила остановит его? — ответил я.

Появившийся в дверях лекарь недоуменно обшаривал глазами комнату, пока мы все не показали ему на больного. Он обрадованно кивнул и, присев рядом с кроватью, принялся осматривать рану.

— Парень выглядит слишком уж бледным, — заметил он, и Бобо рассмеялся, хотя это явно причинило ему боль.

Лекарь обработал его рану и забинтовал голову. Закончив свое дело, он сказал:

— Больной потерял много крови. Такие удары по голове очень коварны. Он может выжить, но с таким же успехом может и помереть. Если рана распухнет, можно будет выпустить еще немного крови. Очень жаль, что сейчас не весна. Все мои пиявки сдохли, и до оттепели я не смогу пополнить их запас.

— Какой же это лекарь, если он не способен сохранить жизнь даже пиявкам? — воскликнул Бобо. — Ах, господин эскулап, мне до смерти хочется узнать, чем вы лечите больных пиявок?

— А пока чем мы можем ему помочь? — вмешался я, в основном для того, чтобы избежать апоплексического удара у лекаря.

— Присматривайте за ним. Если дыхание станет прерывистым, пошлите за мной. Вина он может пить, сколько пожелает.

— Вот это мне нравится, — прошептал Бобо. — Все говорят, что здесь превосходные погреба. Какой славный эскулап. Беру назад все сказанное о нем раньше.

— Угомонись, — взмолился я. — Если будешь плохо себя вести, я попрошу прооперировать тебя.

— Нет необходимости, нет необходимости, — поспешно заверил лекарь. — Пусть природа возьмет свое.

— Уж она не просчитается, — сказал я, и врач удалился. Я присел у кровати. — Как ты себя чувствуешь? Только по правде.

— Я пережил осмотр этого лекаря. По-моему, это добрый знак. Боюсь только, что если засну, то умру.

— Чепуха, — с излишним воодушевлением сказал я.

Бобо взял мою руку и сжал ее.

— Посидите со мной, — попросил он. — Расскажите ваши истории. Или спойте баллады, которых я не знаю.

И вот тут я действительно испугался. Шута обычно не волнуют никакие предсмертные церковные ритуалы, но если он хочет облегчить свое состояние песнями, значит, дела неважнецкие. Я тихо пел до самого вечера для одного-единственного зрителя. Он иногда произносил слова знакомых ему баллад, улыбался новым шуткам и тихо радовался старым, словно встречал проверенных друзей. Наконец Бобо уснул, а я продолжал сидеть у кровати, прислушиваясь к его дыханию. Оно было тихим, но размеренным.

— Вам тоже надо немного отдохнуть, — сказала стоявшая в дверях Виола.

— О, вы давно здесь? — прошептал я, потирая шею.

— Не знаю. Я слушала, как вы поете. Давно забытое удовольствие. И еще мне хотелось посоветоваться с вами насчет этой ситуации. Теперь, когда мы знаем, что убийца здесь, не стоит ли поднять тревогу в городе? Ну, хотя бы предупредить капитана Перуна.

— Не стоит, — ответил я.

— Почему?

— Потому что я не знаю, кому можно верить за пределами этой комнаты.

Виола помолчала, обдумывая мои слова.

— Вы думаете, что капитан заодно с ним? — спросила она.

— Может быть. Он может даже оказаться им.

— Но в таком случае вы наверняка узнали бы, что это он покушался на вас.

— У меня была невыгодная позиция, я лишь слышал голос убийцы.

— Тогда вам надо перебраться сюда, здесь вы будете в безопасности.

— Нет, мой переезд вызовет излишнее любопытство.

— Похоже, часть вашего плана провалилась. Он знает, кто вы.

— Верно, черт возьми. Я подумаю об этом. И все же в городе мне удобнее действовать как Октавию, чем как Фесте.

— Пусть будет так. Но мое предложение остается в силе. Поспите немного. Мы приглядим за ним.

Я поклонился.

— Большое спасибо, сударыня. За все.

Я оставил Зевса во дворце на ночь и одолжил факел, чтобы найти дорогу к «Элефанту». Стражник у ворот узнал меня и пропустил без вопросов. Все было спокойно. Должно быть, уже шло к полуночи, и даже самые упорные кутилы успели успокоиться.

В «Элефанте» не наблюдалось никаких признаков жизни, хотя из задних комнат доносился дружный храп. Перед тем как подняться по лестнице, я вытащил меч. В коридоре никого не было. Я быстро прошел мимо всех дверей до своей комнаты и потом тихо рассмеялся своей тревоге. Комната была пуста.

Но на кровати лежала пара желтых чулок с подвязками накрест.

Собрав все свои пожитки, через некоторое время я вновь постучал в ворота дворца. Вскоре появился сонный и сердитый Малахий.

— Доброе утро, — бодро сказал я. — Передай герцогине, что я передумал.

На рассвете я вошел в комнату Бобо. Увидев меня, он приветливо поднял руку.

— Как тут наш больной? — поинтересовался я.

— Одна ночь у чертей отыграна, — прохрипел он. — Голова раскалывается от боли.

— У меня тоже.

— А что у вас за трудности?

— Новогодний зарок.

— А-а. Я обычно сдаюсь на второй день.

— Аналогично. Погляди-ка на это.

Я бросил ему на одеяло стрелу арбалета. Бобо с интересом рассмотрел ее.

— Где вы раздобыли ее?

— На скалах, где на нас напали.

От удивления Бобо попытался сесть, но мгновенно пожалел об этом и рухнул обратно на подушки, скривившись от боли.

— Если вы будете продолжать так рисковать жизнью, — медленно сказал он, — то я не смогу обеспечить ее длительность.

— Я и не просил тебя об этом. Кроме того, я решил, что наш стрелок предпочтет на время затаиться. Но что ты думаешь по поводу этой стрелы?

— Обычная арбалетная стрела. Что, собственно, я могу о ней думать?

— Ты же был в Толедо.

— Ну да, и поэтому вдруг стал знатоком оружия, — насмешливо проворчал он, но тем не менее взглянул на стрелу повнимательнее. — Ладно, посмотрите вот на это. — Он показал на самый кончик, который был выкован в форме ромба и заканчивался угрожающе тонким острием. — Так называемое шило. Пробивает звенья в кольчуге со ста шагов. Вы еще не обзавелись кольчугой?

— К сожалению, нет.

— Что ж, сын мой, тогда она могла бы пронзить вас насквозь и долететь до Генуи. Но я не имею ни малейшего понятия, где именно ее изготовили. Дело-то не мудреное. Ее могли выковать в любой мастерской от Толедо до Дамаска.

— Спасибо, — сказал я, забирая стрелу.