Евгений Горохов - Хроника кровавого века: Замятня

Тут ему на помощь пришёл Сергей Васильевич Зубатов, только что назначенный на должность заведующего Особым отделом Департамента полиции. Он решает вопрос с Петербургским митрополитом Антонием. Гапон прощён, его сан сохранён, и более того, ему даже разрешено жить с Сашенькой Уздалёвой как с гражданской женой.

Ещё работая в Москве, Зубатов имел опыт создания рабочих организации для ограждения рабочих от влияния революционеров. Этим же он решил заняться в Петербурге, именно для этих целей и нужен был ему Георгий Гапон. Целью Гапона так же было создание рабочих организаций, но сотрудничество с полицией, тогда он для себя считал недопустимым. Однако в благодарность за помощь Зубатова в решении своих личных проблем, дал слово помогать ему.

Министр МВД Плеве прохладно отнёсся к идеям Зубатова, но великий князь Сергей Александрович был хорошего мнения о его деятельности в рабочей среде. Он часто хвалил Зубатова в беседах с царём, и Плеве как опытный царедворец, решил поддержать Зубатова. Однако он хотел лично поговорить с Гапоном. Тот на аудиенции у министра МВД уловил противоречия между Плеве и Зубатовым. Гапон решил сыграть на этом.

Дорогой читатель, пока мы рассматривали жизнь Георгия Гапона, он благополучно добрался от Адмиралтейской набережной до Фонтанки, а путь его лежал в Департамент полиции, где его ожидал Зубатов.

– Батюшка Георгий, проект вашего «Собрания русских фабрично-заводских рабочих», который вы в апреле сего года подали градоначальнику, до сих пор ожидает его решения, – сообщил Зубатов, – однако хотел бы вам признаться, что со многими положениями этого документа я не могу согласиться. Вы батюшка ездили в Москву, ознакомились с работой тамошнего общества рабочих, однако мало что почерпнули из этой поездки.

– Какой прок черпать из затхлой лужи?! – усмехнулся Гапон. Он поправил крест на груди и продолжил: – В Московском обществе рабочих смердит от доносительства в полицию. Какую помощь оказывает тамошнее общество рабочим? Едва на собрании возникнет насущный для рабочих вопрос, как того кто задал его, арестовывают. И вы хотите, чтобы после этого вам доверяли рабочие?!

– Никто не против острых вопросов, – Зубатов поморщился как от зубной боли, – однако не нужно подменять их революционной демагогией.

По существу Зубатову как царскому чиновнику было наплевать на нужды рабочих. Он лишь хотел с помощью созданных полицией рабочих движений, обезопасить существующий строй от потрясений. Гапон же искренне пытался помочь людям, и в этом было их основное противоречие. Но при этом оба совершенно искренне верили, что при существующем строе, можно облегчить положение людей. Пройдёт немного времени, и сначала Зубатов, а потом и Гапон разочаруются в своих взглядах. Один отойдёт в сторону, а другой окажется в гуще событий, которые послужат толчком к крушению Российской империи.

– Познакомился я с вашим Афанасьевым, председателем московского общества, – усмехнулся Гапон, – живёт в роскошных апартаментах, имеет слугу. И это рабочий! Нет, Сергей Васильевич, это не тот путь, по которому следует идти. Единственно верный путь, идя по которому можно улучшить положение рабочих, это путь который прошли рабочие в Англии. Необходимо создание независимых профессиональных союзов.

– Вы говорите совершенную ересь отец Георгий! – хлопнул ладонью по столу Зубатов. Он посмотрел в глаза Гапону: – Уж, не от своего ли дружка Александра Карелина, нахватались вы социалистических идей? Где вы с ним познакомились?!

– В чайной общества трезвости на Васильевском острове.

– А вам известно отец Георгий, что он социал-демократ? Состоит на учёте в полиции с 1897 года, когда стал членом марксистского кружка Бруснёва? Такие люди в вашем обществе крайне вредны!

– Мы не можем отторгать от себя людей, только потому, что они состоят на учёте в отделе полиции как неблагонадёжные, – покачал головой Гапон. – Если в нашем обществе, будут только люди наподобие вашего агента Ильи Соловьёва, кто же поверит мне?

«Как с такими убеждениями, он смог убедить Плеве?!» – удивился Зубатов.

Долго ещё после ухода Гапона думал о нём Зубатов, прежде чем вспомнил, что в пять часов вечера у него встреча в ресторане «Весна».

Для своих конспиративных встреч с агентами Зубатов частенько выбирал рестораны и трактиры. Если сноб Азеф предпочитал фешенебельные «Донон», «Контан» или «Кюба», то такой непритязательный агент, как печатник Быков, любил рестораны средней руки, наподобие «Самарканда», который находится на Чёрной речке.

Зубатов знал предпочтения всех своих агентов и строго следовал им. Однако когда он встречался не по служебной необходимости, то предпочитал ресторан «Весна», который находится на Малой морской улице. Это заведение нравилось Зубатову за атмосферу. Там никогда не было буйных купеческих загулов, а собиралась вся интеллигенция Петербурга: литераторы, художники, артисты, адвокаты.

Сегодняшний его компаньон на вечер, Пустошкин Константин Павлович – дипломат, умница и хороший собеседник.

– Признаться, Константин Павлович, озадачил ты меня своей просьбой, – Зубатов выпил рюмку водки, и закусил бутербродом с икрой.

– А к кому же, как не к полицейскому мне обращаться за советом в столь щекотливом деле, – пожал плечами Пустошкин.

Как выяснилось, в Петербург Пустошкин приехал именно для встречи с Зубатовым. Он рассчитывал получить совет и помощь в одном своём служебном деле: один из высокопоставленных офицеров Генерального штаба армии Австро-Венгерской империи, замечен в пристрастии к содомскому греху. Порок свой сей доблестный офицер скрывал, ибо в случае придания гласности этого прискорбного факта, неминуемо последует суд офицерской чести и позорное увольнение из армии.

– Почему, мы не можем поставить пороки офицера армии нашего возможного врага, на службу Российской империи? – спросил Пустошкин.

– Можем, и непременно поставим, Константин Павлович, – кивнул Зубатов, – в этом деле я окажу вам посильную помощь.

Мужеложство в Российской империи, как и в большинстве стран в то время было уголовно наказуемым деянием. Согласно «Уложению о наказаниях уголовных исправительных»: уличённых в мужеложстве должны лишать всех прав состояния и подвергать аресту на четыре-пять лет. Православным к тому же полагается религиозное покаяние.

Впрочем, к содомитам в России относились либерально, а дворяне и вовсе никогда не подвергались уголовному преследованию. Николай II относился к содомитам либерально, ещё и потому, что они были в семействе Романовых не редкостью, а среди родовитых сановников было их великое множество.

Состоятельных мужчин испытывающих сексуальный интерес к молодым юношам звали «тётками». В Петербурге они имели своё место для охоты – Невский проспект, от Публичной библиотеки до Пассажа. Прогуливаясь там, они высматривали объект своей будущей «любви»: молоденького мастерового, недавно приехавшего из деревни, или солдатика.