Валерий Скурихин - Проклятие Микеланджело да Караваджо

– Тьфу ты, рыло немытое! – с омерзением проснулась Полина Сергеевна и тут же решила действовать. Она быстренько привела себя в порядок и уже через полчаса по квартире разнесся ее трубный зов:

– Ар-ка-ша! Ку-ша-ть!

За завтраком они обсудили обстановку и тут же наметили план действий. Решено было, что Полина Сергеевна направится в Москву уже завтра, а Аркаша приедет туда через несколько дней, как только мама еще раз проверит обстановку.

Всю последующую неделю Кулебяка места себе не находил. На работе он горел: торопил коллег из соседних областей со сдачей отчетов, проводил совещание за совещанием, с удвоенной энергией продвигал будущих Лауреатов конкурса «Звезда качества России» и старался рекламировать их продукцию, а вернувшись домой судорожно дописывал свою диссертацию. Ее защита была намечена на ближайшее время и Аркадий Петрович очень рассчитывал на то, что став кандидатом наук ему легче будет найти тепленькое местечко в каком-нибудь министерстве. Тем более, что работа над этим уже велась – Полина Петровна времени зря не теряла. Не лишними при этом оказались даже старые связи давно усопшего отца-академика. В научном мире его труды еще помнили…

Елена Васильевна встретила невестку сухо. Не виделись они много-много лет и особых чувств друг к другу не испытывали.

– Но это хорошо, раз уж ты появилась! – первой нашла что сказать старушка. Она лежала в своей спальне, на огромной кровати, вся обложенная подушками. В этой кровати ее маленькое, худенькое тельце вовсе терялось. Но голос бабули был еще тверд и ясности ума она не теряла.

– Совсем ведь никого рядом не осталось! – пожаловалась она Полине Сергеевне. – Сын совсем забыл. Только домработница за мной и присматривает!

Она долго расспрашивала его о внуке, рассматривала его фотографии в смартфоне и в конце первой же встречи с невесткой распорядилась:

– Вот что, Поля! Ты зла на меня не держи! Переезжайте с Аркашей ко мне – места всем хватит. И в Москве вам будет веселее. Правильно ты говоришь – самому младшему нашему Кулебяке пора делать карьеру!

Что и говорить – умная бабушка была у Аркаши. Многое повидала в жизни. Привыкла вращаться в высоких кругах. И даже на пороге смерти своих принципов менять не желала.

За окнами ее роскошной квартиры бурлило новое время. Но здесь, на маленьком островке, осколке прежнего величия, оно словно остановилось. И новую жизнь здесь могли зажечь только новые хозяева.

К своему первому визиту к бабушке Кулебяка готовился тщательно. Приехав в Москву и остановившись в старенькой квартирке, оставшейся Полине Сергеевне от родителей, он отправился к Елене Васильевне не сразу – предварительно покрутился по столице, вспоминая детские годы, которые в ней провел, разузнал все что мог у матери о ближайшем окружении бабушки и ее планах, а также постарался найти ближайших родственников. Но их практически не нашлось – родовая ветвь Кулебяков увядала на глазах.

К бабушке он отправился через пару дней после прибытия в Москву. По совету матери, он купил для Елены Сергеевны коробку любимых ею конфет «Вдохновение» с миндальным кремом и букетик цветов. Перед тем как подняться к Елене Васильевне ему пришлось долго объясняться с консьержем и рассказывать ему, кто он такой. Лишь после его звонка к ней бдительный страж пропустил Кулебяку, который поднимался на второй этаж, к дверям квартиры, с явной опаской: «Как-то его встретит старая?»

Дом бабушки находился почти что в центре столицы. Построенный еще в тридцатых годах прошлого века, он, как и выросшие вокруг него дома, был эталоном сталинского стиля в архитектуре. Просторные квартиры, шикарная отделка зданий – все было рассчитано на века. На фасаде дома бабушки Андрюша заметил с детства знакомые статуи то ли передовых советских рабочих, то ли радостных передовиков колхозного строя. Красота!

Дверь открыла домработница Света, которая работала у Елены Сергеевны последние пятнадцать лет. Так что Кулебяка-младший, когда он приходил к бабушке еще маленьким, ее еще не застал. Тем не менее домработница Света, важная тетка, считавшаяся едва ли не членом семьи Елены Васильевны, встретила гостя приветливо, помогла раздеться, провела в гостиную и попросила немного подождать – бабушке надо было привести себя в порядок. Оставшись один Аркадий Петрович несколько растерялся. Воспоминания нахлынули сами собой. Он вспомнил, как не раз бывал в этой гостиной в детстве. Смутно виделся ему его бравый дед, угощавший его арбузом, величественно-надменная бабушка заставляющая читать ей наизусть заученные к празднику стихи. И ничего-то в этой гостиной с той поры не переменилось! Так же хищно разевал пасть старый изразцовый камин, на верхней черной плите которого покоились тяжелые медные подсвечники. А посреди них – массивная бронзовая статуэтка: полуголый древний воин укрощает поднявшегося на дыбы коня. Над камином – картина. Тоже, наверно, антикварная. На ней – возвышающийся на горе замок, тянущаяся к нему дорога и идущие по ней празднично одетые женщины.

На других стенах – схожие картины. На них – красивые пейзажи и счастливые крестьяне увлеченные своим созидательным трудом. Кулебяка бы никогда не подумал, что это если не копии, то вольное трактовки картин одного из любимых художников Гитлера – Франца фон Дифреггера, который романтизировал австрийско-немецкий быт и здоровую натуру будущих создателей третьего рейха. Видать, хозяйственный дед вывез эту лубочную мазню после войны, из Германии. Как, впрочем, и антикварную мебель. Кулебяка присел на украшенное кружевной резьбой кресло-трон с ажурными венцами, стоящее возле такого же резного и антикварного столика. Посреди столика стояла старинная фарфоровая статуэтка – голая и обворожительная неяда расчесывала у ручья свои длинные кудри. Кресло было жестким и Аркаша с неприязнью подумал, что так же жестко оно когда-то грело зад какого-нибудь немецкого барончика.

«Интересно, сколько все это может сейчас стоить? – подумал он, осматривая пристроившийся в уголке диванчик эпохи Наполеона 111. – Если продать всю эту рухлядь, можно совсем не работать.»

Развить мысль ему не дали. Огромные дубовые двери гостиной неожиданно распахнулись и домработница, Светлана Ивановна, торжественно вкатила в нее инвалидную коляску в которой устроилась сухонькая старушка в строгом черном платье. На плечи ее был накинут белый пуховый оренбургский платок. Ноги хозяйки прикрывал теплый плед мышиного цвета. Золотистые дужки очков бабушки задорно блестели. Аркаша для себя отметил, что она очень напоминает ему барыню, которую он видел в фильме из жизни помещиков. Кулебяка вскочил с барского кресла и встал навытяжку, как, наверно, вставал почтительно служивый прусский барон.