Линдсей Дэвис - Заговор патрициев, или Тени в бронзе

Мрачно раздали венки. С впечатляющей быстротой Курций Гордиан покрыл голову и поставил переносной алтарь в пустом атрии. Сторож перед уходом включил фонтан — единственная праздничная деталь.

После формальной молитвы жрец позвал своего помощника в белой вуали, чтобы привести барана. Секунду спустя бедный ягненочек был мертв. Гордиан сделал эту работу аккуратно и спокойно. Служба на мысе Колонна дала ему хорошую практику в обращении с жертвенным ножом.

Он рассмотрел внутренние органы, которые выглядели совершенно ужасно, затем повернулся к невесте и без малейшего оттенка иронии объявил:

— Вы проживете долгую, счастливую и плодотворную жизнь!

Теперь Пертинакс нервничал, не без причины. Если первый брак — это большой риск, то делать это во второй раз наверняка покажется крайне смешным. Жрец принес брачные договоры; Пертинакс был вынужден подписаться первым. Помощник жреца передал документы невесте, которая с раздражающей медлительностью писала свое имя, пока Гордиан отвлекал Пертинакса разговором.

С подписанием договоров завершилась основная церемония. Курций Гордиан коротко и злорадно засмеялся.

— Хорошо! Пора счастливому жениху поцеловать свою счастливую невесту…

Между ними было четыре ярда, когда невеста подняла вуаль, а Пертинакс приготовился увидеть обычное холодное разумное презрение Елены. Он встретил более молодую и более дерзкую красоту: огромные темные глаза и крошечные белые зубки, чистая кожа, блестящие серьги, выражение абсолютной невинности, вопиюще обманчивое.

— Туллия!

— О, боги! — с сочувствием воскликнул я. — Кажется, мы привели его величеству не ту невесту!

Как только Пертинакс двинулся в ее сторону, я откинул свою белую вуаль.

— Фалько!

— Всегда проверяйте предварительно составленный договор перед тем, как подписать его, сенатор. Какойнибудь негодяй мог поменять критически важную деталь! Простите; мы солгали насчет того, что Елена Юстина хотела внимательно прочитать документы, но еще раньше мы солгали насчет того, что Елена согласилась выйти за вас замуж…

Туллия подобрала свою юбку и побежала к двери. Я открыл загадочный ящик, который держал помощник жреца на любой свадьбе. В нашей семье шутили, что юноша хранит в нем свой обед — но у меня был меч.

— Не с места! Гней Атий Пертинакс, я арестовываю вас от имени Веспасиана…

Он презрительно скривил губы, противно обнажив собачьи зубы.

— Верю! — Потом он повернул голову и пронзительно громко свистнул. — Обманывать могут все, Фалько… — Послышался топот ног, и из коридора ворвались полдюжины высоких, небритых воинов в чешуйчатых штанах и с блестящей неприкрытой грудью. — Любой жених хочет иметь на свадьбе своих собственных свидетелей! — насмехался Пертинакс.

Его помощники вломились сюда не с целью разбрасывать орехи. Очевидно, Пертинакс приказал им убить меня.

К счастью, я и не надеялся, что жертва уловки со свадьбой ответит изящной речью. Моей первой реакцией было удивление. Следующей — встать спиной к стене, поднять меч вверх и обороняться от них.

От такого человека, как Пертинакс, нужно было неизбежно ожидать чегото подобного. Только богам известно, где он нашел этих головорезов. Они были похожи на германских наемников: большие, длинноволосые хвастуны, сначала нанятые покойным императором Вителлием — а теперь оказавшиеся в Риме после гражданской войны, слоняясь пьяными по борделям вдоль Тибра, поскольку новый, более привередливый Цезарь не брал на службу в пределах Рима иностранные войска.

От чрезмерного потребления пива и кровяной колбасы у этих людей были огромные животы, но они умели драться, особенно с перевесом шесть к одному в их пользу. Какойто злой центурион из иностранных войск на рейнской границе устроил этим бугаям несколько лет легионерской подготовки. У них было огромное оружие, кельтского типа с плоским клинком, которым они размахивали над головами и на уровне пояса, в то время как меня грубо заставили опустить вниз мой короткий, острый римский кинжал. Под костюмом жреца у меня была короткая кожаная куртка и защита для рук — маловато против шести вопящих маньяков, которые получали удовольствие от одной мысли порезать мою соленую хрустящую корочку, словно кабана из Черного леса. Пертинакс засмеялся.

— Улыбайся дальше, — горячился я, глядя на германцев. — Я разделаюсь с твоими тявкающими комнатными собачками, а потом доберусь до тебя!

Он покачал головой и направился к выходу. Но Туллия оказалась там раньше. Благодаря страху перед ним — теперь, когда он знал, что она обманула его, — ее ноги стали быстрыми, а руки уверенными. Она ринулась по коридору привратника, пробежала мимо двух пустых комнат и распахнула огромную, обшитую металлом дверь. Туллия выскочила на улицу — а вместо этого внутрь вломился Мило.

При виде нашего монстра, не имеющего чувства юмора, Пертинакс в нерешительности замер и обернулся. Я видел, как он быстро побежал к лестнице. Я был в ловушке, крепко прижатый половиной дюжины тяжелых клинков. Пока я отчаянно отбивался, их напор, когда они касались моего меча, выбивал из моей руки всю силу. За Пертинаксом побежал Курций Гордиан — его неловкая, похожая на мешок фигура, горящая долго вынашиваемой надеждой на месть, с опасной быстротой спускалась по лестнице. Он ловко держал в руке маленький, острый нож, который мы использовали во время обряда, все еще мокрый от горла нашего жертвенного ягненка.

Мило своими коровьими мозгами размышлял, что ему делать: мой любимый головорез.

— Сделай одолжение, брось флейту и возьми меч, Мило!

Мило раздобыл меч простым способом: схватил ближайшего наемника, поднял безумца над землей и избивал его до тех пор, пока тот не выпучил глаза и от слабости не выронил меч.

— Прижми еще нескольких! — выдохнул я, пока сам пытался разоружить следующего, а тем временем мой ботинок оставлял на его чешуйчатых штанах след, о котором, если его интересовали женщины, он потом горько пожалеет.

Теперь мы с Мило могли встать спина к спине и отойти от стены. Круг противников расширился, но у нас было больше времени следить за ними. Когда двое наступали с разных сторон, мы, договорившись, пригнулись и дали им с отвратительным хрустом пронзить друг друга.

Грубое фехтование длилось меньше, чем я думал. Двое последних, которые еще могли бегать, оттаскивали раненых. Чтобы скрыть, что они както связаны с домом Пертинакса, мы с Мило выбросили мертвых на улицу в канаву напротив, как грязные остатки от какойнибудь пьяной ссоры прошлой ночью.

— Тебе досталось, Фалько?

Еще ничего не болело, но я весь истекал: на левом боку у меня был длинный разрез. После пяти лет в должности осведомителя я больше не чувствовал необходимости падать в обморок при виде собственной крови, но сегодня я меньше всего этого хотел. Мило торопил меня идти искать врача, но я покачал головой.