Джанет Глисон - Чаша Бланшара

— Подлец! Негодяй! — возмутилась Агнесс, раскрасневшись от гнева. — Бросить беззащитного ребенка! Как бы я хотела добраться до этого мерзавца…

Тем временем она стащила с Питера промокшую одежду, завернула его в одеяло и стала греть бульон.

Она как раз намазывала маслом толстый кусок хлеба, когда в кухню вошла миссис Тули в поисках ложки для своего эликсира. Экономка была в ночной рубашке, на ее плечо свисала седая косичка. Она водрузила на нос пенсне и изумленно уставилась на Томаса Уильямса и ребенка, завернутого в одеяло из конского волоса и сидящего у огня. Затем она перевела недоумевающий взгляд на Агнесс, чье лицо излучало больше тепла, чем ей когда-либо приходилось видеть. Цвет же лица миссис Тули, напротив, из бледного стал серым, таким же как ее косичка.

— Миссис Мидоус, — произнесла она дрожащим голосом, — мне нет необходимости напоминать, особенно вам, что слугам в этом доме не разрешается принимать никаких гостей! Этот мужчина не работает в доме, равно как и ребенок. Надеюсь, вы сможете дать разумное объяснение их присутствию и позаботитесь, чтобы их немедленно здесь не было. Вы знаете, что я приболела. Как могли вы совершить такой непростительный поступок? Я думала…

— Могу я представить вам мистера Томаса Уильямса? — перебила ее Агнесс. — Он один из ремесленников в мастерской мистера Бланшара и пришел, чтобы сообщить мне кое-что, касающееся Роуз и пропавшей чаши для охлаждения вина. Вы знаете, что я помогаю ее вернуть.

Но миссис Тули только слегка подобрела, и ее голова качалась на шее, как лист на ветру.

— А ребенок?

Агнесс налила немного бульона в чашку.

— Мистер Уильямс подобрал его на пороге и привел сюда, потому что малышу некуда было больше идти, — сказала она.

Агнесс протянула чашку Питеру, которого так напугали строгость и недоброжелательность миссис Тули, что он отказался есть и безвольно свесил руки.

— Он подобрал его на пороге? Тогда позвольте вас спросить, мистер Уильямс, кто внушил вам, что кухня одновременно является приютом или больницей для найденышей? — заикаясь, спросила экономка.

Агнесс, красная как рак от переживаний, взяла ложку и попыталась уговорить сына съесть хоть немного горячего бульона.

— Разумеется, мне такое и в голову не приходило, мадам, — ответил Томас Уильямс, избегая встречаться взглядом с Агнесс. — Я только хотел помочь. За ребенком хорошо присматривают, но так вышло, что он потерялся. Я подумал, что мы можем его ненадолго приютить, а потом решим, куда его отправить.

— Ваши филантропические склонности достойны всяческой похвалы, сэр, — сказала миссис Тули, выпрямив спину и сжав губы так, будто ей пришлось отведать уксуса. — Но кто дал вам право распространять их на мою кухню? Вне всякого сомнения, у него полно вшей и всяких других насекомых. Дорис завтра придется выскребать здесь все с каустиком… Если ты знаешь, что для тебя лучше, мальчик, ты заберешь свои вещи и уйдешь, — продолжила миссис Тули, внезапно повернувшись и обращаясь непосредственно к Питеру. Тон у нее был ледяной. — Иначе мне придется послать кого-нибудь из лакеев за стражником.

— Нет, я этого не позволю, — заявила Агнесс, поворачиваясь к экономке. — Если уйдет он, с ним уйду и я.

— Простите? — воскликнула миссис Тули. — Что вы хотите этим сказать, миссис Мидоус? Вы что, совсем с ума сошли? Какое вам дело до этого бродяжки?

— Если хотите знать, этот мальчик — мой сын, — твердо сказала она. — Женщина, которая присматривала за ним, заболела и больше не может держать его у себя и поэтому вернула его мне. Под дождь я его не отправлю. Если уйдет он, уйду и я.

Миссис Тули ахнула и покачнулась. Оперевшись о стену одной рукой, чтобы устоять на ногах, она другую прижала ко лбу. Когда она снова заговорила, ее голос звучал гораздо тише.

— Разумеется, эти глаза, волосы… я должна была догадаться. Почему я не догадалась?

Когда миссис Тули разобралась в ситуации, ее огорчение не только не уменьшилось, а, наоборот, возросло. Она слишком закоснела в раз и навсегда установленных порядках, и даже маленькое отступление от них было немыслимо. Но странно, она чувствовала себя неловко, отдавая нужные распоряжения.

— То, что он ваш сын, не означает, что ему можно здесь остаться, — заявила она, теребя карман в поисках своих солей.

— Но что вы будете делать, миссис Тули? — резко спросила Агнесс. — Пошлете его в работный дом или на улицу?

Миссис Тули открыла шкатулку со своими солями и шумно понюхала.

— Это вам решать, миссис Мидоус, — пробормотала она слабым голосом, рассчитывая (Агнесс была в этом уверена), что это вызовет сочувствие и, следовательно, послушание. — Но что бы вы ни решили, это нужно сделать сегодня же. Иначе я обязательно заболею, и тогда обо всем узнают наверху, и нам всем несдобровать. А теперь, если вы меня извините, я пойду и лягу. Я чувствую приближение приступа.

И с этим печальным замечанием миссис Тули направилась к двери.

Агнесс опустилась на стул, а Питер, над маленькой головкой которого только что пронеслась гроза, заплакал. Его худенькое тело мелко тряслось, а личико покрылось красными пятнами.

— Будет, будет, — сказал Томас Уильямс, погладив мальчика по спине с грубоватой нежностью. — Все не так плохо. Твоя мама не отправит тебя в работный дом и не выгонит на улицу. Ну, разумеется, не выгонит. И вообще, мне кажется, я придумал, как все решить.

— Вы о чем? — спросила Агнесс, вытирая мокрые волосы Питера кухонным полотенцем.

— Моя квартирная хозяйка, миссис Шарп, живет в двух улицах отсюда, на Бред-стрит. Ее муж, капитан, месяцами находится в море. У нее есть ребенок лет семи, и я уверен, что она согласится какое-то время присматривать за Питером. Я вас с ней познакомлю, если желаете.

Агнесс готова была зарыдать от радости. Но через какое-то время ей пришло в голову, что это уже вторая проблема за день, которую ей помогает решить Томас Уильямс. А что она вообще о нем знает? Что он ремесленник, робкий, даже мрачноватый, явно почтенный человек, всегда готовый помочь, и что он значительно вежливее, чем Рили. Но ведь это совсем немного. Почему он так старается помочь женщине, которую едва знает? Агнесс оставалось только предположить, что он пытается добиться ее благосклонности с какой-то определенной, одному ему известной целью. Однако отказаться от его предложения она не могла, хотя и решила быть осторожной.

— Благодарю вас, мистер Уильямс. Если ваша квартирная хозяйка согласится взять Питера, я буду премного благодарна, — сухо сказала она.

Затем, чтобы скрыть смущение, Агнесс стала тереть голову Питера с таким усердием, что мальчик запротестовал. «Это шанс чаще видеть сына», — сообразила она и почувствовала прилив радости. Выглядывая из-за головы Питера, Агнесс улыбнулась Томасу Уильямсу: