Наталья Александрова - Тьма над Петроградом

– Ты, контра недорезанная, гидра поганая, что учиняешь? Провокатор чертов, растудыть тебя так! Песню революционную испортил! Да мы же тебя за это сейчас на осине вздернем, как иуду, как предателя народного дела и подлого буржуазного наймита!

Бородач хотел было сбить шарманщика с ног, но тот, с неожиданной для слепого ловкостью, сбросил со своего плеча руку и толкнул анархиста с такой силой, что тот отлетел на несколько шагов и шлепнулся на траву. Тут же вскочив, он вытащил из деревянной коробки, болтавшейся на боку, огромный «маузер» и навел его на шарманщика.

Дело завершилось бы трагедией, но тут глава анархистов, усатый господин в кубанке, вышел вперед и схватил взбешенного бородача за руку, воскликнув:

– Ты на кого, Савелий, руку поднимаешь? Ты в кого из своего «маузера» целишься?

– В этого подлого провокатора! – пропыхтел бородач, сверкая глазами.

– Нет, Савелий, ты поднимаешь свою грязную руку на народ! На тот народ, за кровавые муки которого мы мстим сатрапам! На тот народ, который вручил тебе этот революционный «маузер» и призвал тебя на священную борьбу! Потому что кто такой этот бедный слепой человек? Кто он такой, я тебя спрашиваю?

– Гад и провокатор! – выдохнул Савелий, с ненавистью глядя на шарманщика. – И никакой он не слепой! Ишь, как дерется ловко!

– Неправильно ты говоришь, Савелий! Этот бедный человек – он и есть наш великий народ! Это за его кровавые мозоли, за его погасшие глаза мстим мы кровавым сатрапам! И это не он слеп, Савелий, а ты! Потому что хотя глаза этого бедняка и не видят, зато он видит своим сердцем! Он пришел к нам, к борцам за народное дело! А ты, Савелий, поднял руку на него, поднял руку на народ…

– Говорю тебе, Игнат, никакой он не слепой! – прохрипел бородач, подскочил к шарманщику и ловким ударом сбил с него очки. Все увидели белесые незрячие глаза, слепо взирающие перед собой.

– Зачем же вы так, господин хороший… – с глубокой обидой в голосе проговорил шарманщик. Он опустился на колени и принялся шарить в траве, отыскивая свои очки.

– Видишь, Савелий, как ты человека обидел? – сурово проговорил главарь анархистов. – Нет тебе прощения! Радуйся, что наша революционная законность строга, но справедлива! Как ты есть верный борец за народное дело и пламенный анархист, неоднократно проливавший кровь, мы на первый раз прощаем тебе твою идейную слепоту. Но впредь будь более идейно зорким! Учись у этого бедного слепого человека! – С этими словами анархист опустился на колени, поднял темные очки и надел их на шарманщика, проговорив с пафосом: – Прости, брат! Надень свои очки и помни – Игнат Кардаш за народ жизни своей не пожалеет! А ты и есть тот самый народ! – Поднявшись во весь рост и подав руку шарманщику, Кардаш совсем другим тоном спросил: – А вот этот твой инструмент можно на другую песню настроить?

– Можно «Маруся отравилась…», – с готовностью ответил шарманщик, – или еще «Я на горку шла, тяжело несла…».

– Это, конечно, лучше, – вздохнул анархист, – это все же о страданиях трудового народа, о непосильном гнете, который он испокон веку несет на своих плечах. Однако мне бы хотелось услышать что-нибудь более идейное, что-нибудь зовущее на борьбу… к примеру, нельзя ли настроить твою машину на марш анархистов? Знаешь, брат, вот это – «Под гнетом буржуев, под гнетом цепей, их много по тюрьмам, на плахе убитых…»

– Ну, попробовать-то можно… – неуверенно проговорил шарманщик. – Вы мне еще разочек напойте поразборчивее…

– Это тебе наша Маруся напоет! – Кардаш подвел к шарманщику худенькую старушку-запевалу. – У нее слух хороший и идейность высокая. Она, брат, всю жизнь по тюрьмам да по каторгам за народ страдала, за тебя, значит… ну ладно, вы с ней потом этот вопрос обсудите, а сейчас, братцы, у нас другое в повестке. Сейчас у нас братская трапеза!

Анархисты оживились, заговорили и потянулись к входу в графский дворец.

– Пойдем, и ты с нами отведаешь, что нам Бог… тьфу, что нам народ послал! – И Кардаш за руку повел шарманщика в графские покои.

В зале дворца, куда все вошли, мало что напоминало о прежнем великолепии. Шторы с окон были давно сорваны и пущены на портянки и платья для боевых подруг анархистов, огромные зеркала побиты, в стенах зияли следы от пуль и сабельных ударов, расписной потолок почернел от копоти – в парадном зале нередко разводили костры. Драгоценный паркет сожгли в тех самых кострах или печках-буржуйках, и сейчас по черному полу бальной залы бродила белая коза.

Однако посреди залы был накрыт огромный стол, застеленный белой, хотя и несвежей скатертью. За этим столом и разместились анархисты.

Кардаш усадил шарманщика по левую руку от себя. Рядом тут же устроился бородатый Савелий, который все еще недоверчиво поглядывал на слепого.

Едва все расселись, в зале появилось несколько женщин с подносами и котлами. В основном эти женщины были простые крестьянки, и среди них резко выделялась дама средних лет со следами былой красоты. Хотя она была одета в простое и сильно поношенное платье, в ней чувствовались несомненная порода и врожденное изящество. Поджав губы и высокомерно поглядывая на анархистов, она раскладывала жареную баранину с серебряного блюда.

– Поди сюда, Агния! – окликнул ее Кардаш.

Дама молча приблизилась.

– Ну, что там наша упрямица?

– Молчит, – отозвалась женщина, опустив глаза. – Еду не принимает.

– Отнеси ей баранины! Скажи, что от меня… и смотри, если опять откажется – тебя на хлеб и воду посажу!

– Что я могу сделать, сударь! – вспыхнула женщина. – Уж я ее по-всякому уговариваю…

– Плохо уговариваешь! – Кардаш махнул рукой и повернулся к шарманщику: – Что-то ты, брат, не ешь ничего! Ты, брат, не стесняйся, это ведь все народное, а ты и есть народ!

– И пьет он мало! – сквозь зубы проговорил Савелий, который не спускал с шарманщика глаз.

– И пей, братец! – поддержал Кардаш и налил в стакан слепого мутный самогон из огромной четвертной бутыли. – За мировую анархическую революцию! Которая освободит народ от его вековых цепей, от его рабства… как ты есть народ…

Он чокнулся с шарманщиком, потом с Савелием и лихо выпил полный стакан. Слепой под пристальным взглядом Савелия тоже влил самогон в свою глотку.

В зале появился рослый парень в широких матросских штанах, с «наганом» на боку.

– Что, Петруха, как часовые? Бдят? – осведомился Кардаш, когда тот подошел к нему.

– Полный порядок, Игнат! – отозвался Петруха. – Муха не пролетит, даже комар!

– Проверь еще раз все посты и можешь отдохнуть! – позволил Кардаш. – И смотри, чтоб на посту не пить! Сменятся – тогда пожалуйста… чтоб дисциплина! – И Кардаш погрозил кому-то кулаком.

– «Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить… – затянул Савелий. – С нашим атаманом не приходится тужить…»