Присцилла Ройал - Тиран духа

Охваченный ужасом Томас не мог понять, хочет он поцеловать или укусить ее.

Роберт шагнул вперед.

Леди Юлиана схватила брата за одежду.

Сэр Джеффри зарычал от бешенства. Быстрее, чем можно было ожидать от человека, в чьей бороде столько седины, отец бросился на сына, как дикий зверь на добычу. В мгновение ока он был уже рядом с ним. Схватив Генри левой рукой за плечо, сэр Джеффри резко развернул его, а потом со всего размаха ударил по лицу тыльной стороной ладони.

Леди Исабель, освобожденная этим яростным натиском, покачнулась и упала бы, если бы ее не подхватила Юлиана.

Генри повалился на снег, кровь ручьем хлынула из его носа, заливая подбородок и стекая в желтую от мочи слякоть.

Единственной рукой схватив наследника за плащ и подтянув к себе, сэр Джеффри плюнул ему в лицо и швырнул обратно в грязь. Потом, коротким движением ноги пнув Генри в пах, отвернулся и оставил сына корчиться на мерзлой, покрытой нечистотами земле.

Томас поморщился, потом шагнул к человеку, извивавшемуся в грязи. Генри, возможно, с лихвой заслуживал наказания за свою грубую выходку, но сэр Джеффри поступил с ним жестоко. Неожиданно Томас почувствовал, как чья-то рука схватила его за рукав и мягко, но непреклонно потянула назад.

— Оставьте его, — сказал Роберт, в его голосе слышалась насмешка, а взгляд был тяжелый, словно налитый свинцом, — он получил только то, что заслужил.

Поеживаясь от холода, Томас торопливо шел по каменной галерее к спальне Ричарда. Даже под защитой стен было лишь чуть теплее, чем на улице. Пробирающий до костей ветер проникал в переходы замка через окна с деревянными ставнями и бойницы с легкостью, какая не снилась вражеским солдатам, и ни горячее вино с пряностями, которое он только что пил, ни плотная шерстяная ряса не могли всерьез прогнать холод. Когда он с открытого двора вошел под своды замка, его ноги после ледяной каши ничего не чувствовали. Теперь, когда способность ощущать вернулась, они горели огнем. Бормоча себе под нос, Томас ругался на чем свет стоит, обхватив себя руками за плечи и дрожа всем телом. Что ни говори, а чувствовал он себя прескверно.

Пускай Тиндал и Восточная Англия были безлюдной пустыней, а тамошние жители — неприветливыми от сырости и угрюмыми от тяжелых серых облаков, давящих и не дающих душе человека воспарить к небесам, там не было ничего похожего на этот пронизывающий холод. Перед самым путешествием сестра Анна предупреждала его об этом. Она говорила, что, если не беречься, тело от мороза становится черным как уголь, и тогда человек сгнивает заживо. С трудом ковыляя на горящих от боли ступнях, Томас тряхнул головой. Ему совсем не хотелось смотреть, какого они стали цвета.

Этот северный холод, а вдруг человеческие души точно так же чернеют от него, как тела? Как иначе объяснить сцену между Генри и сэром Джеффри? Да, сын повел себя грубо, но отец ответил ему откровенной злобой. Хотя собственный отец Томаса редко ласкал детей и быстро про них забывал, он никогда не был жестоким. Иной раз он мог на них наорать, но никогда, насколько помнил Томас, граф не ударил никого из своих отпрысков, сколь бы велики ни были их провинности. Но, надо сказать, ни он сам, ни кто-то из его единокровных братьев никогда не пытался оскорбить очередную жену отца.

Что заставило Генри наброситься на мачеху? Первой мыслью Томаса было, что леди Исабель может иметь какое-то отношение к смерти валлийца. В конце концов, ведь Генри кричал, что он не виноват, что лошадь слуги выскочила прямо перед ним. А если предположить, что это леди Исабель заставила лошадь валлийца рвануться вперед, а потом промолчала, когда всю вину свалили на пасынка, огревшего животное хлыстом? Что, если ему больше ничего не оставалось делать? И он не может доказать, что зря его обвиняют в преступном легкомыслии?

Еще могло быть так, что во время прогулки леди насмехалась над ним, над тем, какой он мужчина, если предпочел общество женщин охотничьим забавам. Из того, на что намекал Роберт и что Томас видел своими глазами, можно было решить, что этой леди нравится заманивать охотников в любовные сети. Может быть, нынешним утром, затеяв со своим пасынком такую игру, она не заметила, как зашла слишком далеко?

Теперь ответ отца. По первому впечатлению, произведенному им на Томаса, это был выдержанный человек, вежливо разговаривавший с конюшим и нежно погладивший свою лошадь. И вот, почти сразу же, этот рыцарь показал себя с другой стороны, явив самую черную злобу. Ему вспомнились слова сэра Джеффри — пожелание, чтобы сын горел в аду вместе с валлийцем. Какой отец станет желать такое сыну? Конечно, тут могли быть подробности, которых Томас не знал. Например, дружба Хьювела с владетелем Вайнторпа. Можно предположить, что за долгие годы Хьювел стал любимым спутником сэра Джеффри, которого тот, бывая в Вайнторп-Касле, всегда брал с собой, отправляясь куда-нибудь верхом, и гибель любимца вызвала такой прилив злобы. Но так проклинать сына, а потом бить его ногой в пах?

Монах покачал головой. Пусть валлиец был любимым товарищем рыцаря, а Генри совершил какую-то глупость, которая привела к смерти слуги, — этого, конечно, было недостаточно, чтобы навлечь на его голову подобные проклятия или дать повод к столь странной сцене между сыном и отцом. Да, между сэром Джеффри и лордом Генри должно быть пролегла глубокая трещина, что-то гораздо более жгучее, чем понятное раздражение отца, когда старший сын выказывает неповиновение. Ведь и вправду, большинство отцов не пинает сыновей сапогами только из-за того, что те повели себя грубо. Точно так же большинство сыновей, желая продемонстрировать свою независимость от отца, не прибегает как к средству к оскорблению мачехи.

Даже с виду добрый Роберт тем не менее не осудил поступка сэра Джеффри, и это не давало Томасу покоя. А как понять откровенную враждебность, с которой Роберт относился к Генри? Что этот человек сделал Роберту, что тот так улыбался, глядя на его боль и унижение? Конечно, покойный валлиец был слугой барона Адама, которого тот высоко ценил, а еще товарищем старшего брата Роберта. Достаточная это была причина или нужно было копать еще глубже? Если бы это на самом деле был несчастный случай, то каким бы легкомысленным ни был вызывавший его поступок, он дал бы повод к скорби, но не к подобной ненависти.

Точно так же брат его настоятельницы не казался Томасу человеком, который, повзрослев, стал бы помнить детские обиды. Но ведь он сказал, что не хочет, чтобы в отношении его нелюбви к Генри была какая-то неясность. Не произошло ли между ними в последнее время чего-то еще, или у Роберта были основания думать, что смерть Хьювела не случайность?