Присцилла Ройал - Тиран духа

— …и стал бы тебе отличным мужем, если бы только ты послушалась меня…

— …а двое других были — и есть, надеюсь, — на несколько лет старше? Да, в тот год, который я провела в Вайнторпе, прежде чем постриглась в монахини, мы все много времени проводили вместе, — Элинор улыбнулась, — я помню эту молодую поросль, а еще милую жену сэра Джеффри. Он был так привязан…

— Мать его детей умерла. С тех пор он снова женился. На леди Исабель.

Он проговорил это с особенной горечью, но Элинор лишь взглянула на него, решив не обращать внимания.

— Единственная Исабель, которую я знала, была у него на попечении, она — добрая подруга его дочери Юлианы.

Лицо Адама залилось краской, он встал и подошел к огромному каменному очагу, глубоко врезавшемуся в стену позади высокого стола. Элинор подумала, что его хромота стала заметнее — наверное, от холода, и ей было больно смотреть, как он сдерживается, чтобы не морщиться от боли. Довольно долго он простоял, ничего не говоря, повернувшись к ней спиной и разогревая кочергу. Когда же потом сунул раскаленное докрасна железо в стоявший рядом кувшин с сидром, раздалось такое громкое шипение, словно камень, пущенный из стенобитной машины, чиркнул по стене замка, но почти тут же холодный воздух согрелся, наполнившись пряным ароматом специй. Элинор смотрела и ждала, когда он заговорит. Когда он протянул ей дымящийся кубок, она заметила, что его руки чуть заметно дрожат.

Адам молча сделал глоток горячего.

— Она околдовала Джеффри, — в конце концов выговорил он. — Готов поклясться, его милую жену еще не успели засыпать землей, как эта шлюха уже была в его постели.

Барон поднял глаза, щеки его пошли красными пятнами.

— Прошу прощения за грубость. Я не должен был говорить таких слов в присутствии дочери, тем более той, что посвятила себя Богу.

— Вы можете говорить все, что сочтете нужным, отец. Я уже не ребенок. Кроме того, благодаря вашей сестре я достаточно наслышана о плотских утехах мужчин и женщин и не осуждаю их.

Уголки губ Адама дрогнули в улыбке.

— Сильно сказано и достаточно прямо, так что по-своему не хуже моих резких слов. И в этом тоже вижу умелую руку Беатрисы. Она всегда была за то, чтобы называть вещи своими именами. Когда она овдовела, ее желание уйти от мира в монастырь точно так же удивило меня, как теперь твое, — он кашлянул. — Оставим это. Мне нужна помощница, и, кроме тебя, мне не к кому обратиться.

Пренебрежение, с которым отец неизменно относился к ее решению оставить мир ради монастыря, тогда как он хотел видеть ее в угодном ему браке, вызвало гнев в сердце Элинор. Она ничего не сказала, только кивнула, боясь, что не сумеет ответить с должной почтительностью.

— На твой вопрос я должен был ответить так: Исабель, о которой ты говоришь, — та самая, на которой женился Джеффри. Ты, возможно, не знаешь, что они приехали почти сразу же после вас? Ага, так я и думал. Из слов, сказанных мной сгоряча, тебе, должно быть, стало ясно, что я терпеть не могу эту женщину. Мне и так пришлось выносить ее голос и ее общество дольше, чем я в состоянии вытерпеть. Сейчас, когда с выздоровлением Ричарда у тебя появится больше свободного времени, я был бы тебе в высшей степени признателен, если бы ты могла держать ее от меня подальше и занимать, пока мы с Джеффри закончим улаживать детали того, что может предложить в качестве своей доли Роберт и каково должно быть приданое Юлианы.

— Кто еще сопровождает?..

— Разумеется, леди Юлиана, и еще Генри как наследник и заинтересованная сторона. Мы позвали его участвовать исключительно из вежливости, но он воздвиг такие бастионы на пути разумного решения, что и его отец, и я, оба теперь сомневаемся, разумно ли было его приглашать. Я убедился, что Генри настолько скуп, что не терпит малейшего посягательства на свое наследство. Его, впрочем, я поручил Роберту, нравится это ему или нет.

Элинор кивнула. По крайней мере, ей не придется встречаться с младшим братом, Джорджем. Окажись и он здесь, им обоим было бы неловко. И не только потому, что он был тем, кого отец выбрал ей в мужья. Джордж сам очень хотел, чтобы этот союз состоялся. Он ей нравился, хотя, если говорить честно, это чувство, возможно, и отличалось от того, которое сестра испытывает к брату, у нее никогда не возникало желания изменить монастырю. Эта страсть, подумала она с угрызениями совести, не могла одолеть ее до тех пор, пока она не встретила брата Томаса.

Элинор глотнула сидра, чтобы скрыть смущение, от которого, она почувствовала, щеки ее начали пылать, лишь только ей вспомнился пригожий монах.

— Назначив в жены брату Юлиану, вы сделали хороший выбор, — помолчав, сказала она. — Я помню ее умной и милой девочкой, не лишенной женских прелестей, которые в глазах моего брата могут обладать большей ценностью, чем ее нрав, который был по душе мне.

Отец весело усмехнулся, после чего его лицо снова приняло серьезное выражение.

— Юлиана изменилась, дитя. Смерть матери и скоропалительная женитьба отца на подруге ее детских игр сделали ее угрюмой. Несмотря на то, что он помешан на своей шлюхе, у Джеффри хватает ума горевать об этой перемене. Он надеется, что муж и собственные дети прогонят тоску из души Юлианы. — Адам отвел глаза от дочери и уставился на огонь.

Отец продолжал молчать, и Элинор нетерпеливо топнула ногой.

— Ведь это не все, есть еще кое-что, разве нет?

— Я не хочу сказать, что горе окончательно повредило рассудок Юлианы, но до меня дошли слухи о ее в высшей степени странных поступках. Ее отец не думает, что на нее навели порчу. Скорее, он считает, что речь идет о женских капризах, в последнее время перешедших всякую меру. Если дело обстоит так, нам нужно поторопиться со свадьбой, чтобы вернуть ей душевное здоровье.

— Странных поступках… а именно?

— Как-то утром она вышла к завтраку в рясе. Монашеский обычай. Вроде бы она тайком забралась в комнату их священника и утащила его летнюю рясу.

— Подобная шалость вполне в духе Юлианы, могу только надеяться, что от их духовника пахнет приятнее, чем от нашего. Отец Ансельм никогда не источал благоухания святости. Я согласилась бы стащить его рясу, только если бы на меня было наложено суровое покаяние. — Элинор сморщила нос.

— Ты сейчас рассмешишь меня, дитя, а дело серьезное. Это не все, есть кое-что еще.

— Прости меня, отец. Что же?

— Перед их приездом сюда Юлиана остригла волосы, а потом обрила голову наголо.

Элинор нахмурилась.

— Да, мое веселье и правда не к месту. Такое поведение далеко превосходит невинное озорство девочки, которую я знала, — она помолчала с минуту, потом продолжила: — Некогда Юлиана и ее молодая мачеха были подругами, сейчас же вы думаете, что они отдалились друг от друга. Как изменились их отношения? Они что, больше не разговаривают друг с другом?