Жозе Душ Сантуш - Кодекс 632

— Не совсем так. На самом деле прежде Колумб написал Жуану II и попросился обратно к нему на службу. В этом же письме адмирал высказал опасения, что его могут привлечь к суду.

— Но из-за чего?

— Из-за того, что произошло в Португалии. За четыре года до этого обмена корреспонденцией Колумб с сыном Дьогу внезапно покинул страну и перебрался в Испанию. У столь поспешного бегства должна быть причина. О португальских годах адмирала почти ничего не известно. Тогда произошло нечто важное, но что именно, мы не знаем. Если бы нашлось письмо Колумба к королю, многое бы прояснилось.

— Письмо утеряно?

— Ни в одном португальском архиве его нет.

— Жаль.

— Кстати, тут есть и другие любопытные детали.

— Какие, например?

— Король Жуан называет мореплавателя своим севильским другом. Странное панибратство между великим правителем и генуэзским ткачом.

Молиарти изобразил смертельную обиду.

— По-моему, происхождение Колумба здесь ни при чем.

Томаш улыбнулся.

— Возможно, вы правы, спорить не стану. Но если верить письму, адмирал был близок к королю и часто бывал при дворе, что можно считать вторым доказательством его благородного происхождения. Первое — брак с донной Филиппой Монис, партия, немыслимая для плебея. Девушку из такой семьи могли выдать только за равного.

— А почему, собственно, плебей не мог жениться на дворянке?

— Исключено. Я говорил со специалистом по эпохе Открытий, он не слышал ни об одном случае такого мезальянса в пятнадцатом веке. Должно было пройти сто лет, чтобы благородных девиц изредка стали выдавать за богатых простолюдинов. Но во времена Колумба это было невозможно.

— Да… — помрачнел американец. — Есть еще какие-нибудь доказательства того, что адмирал был из благородных?

Историк снова полез в портфель.

— Об этом документе у нас речь пока не заходила. Это указ королевы Изабеллы от двадцатого мая тысяча четыреста девяносто третьего года о присвоении Колону фамильного герба. — Норонья развернул листок и прочел вслух: — «Y en outro cuadro bajo a la mano izquierda las armas vuestrasque sabiades tener», «На втором поле вы вольны поместить свой собственный герб, которым вы, как известно, располагаете». — Он посмотрел на Молиарти, приглашая американца задуматься над значением этих слов. — Это значит, что герб у Колумба уже был. Как по-вашему, в Генуе всем ткачам полагались гербы? Или только неграмотным? — Томаш достал еще один лист с изображением двух геральдических знаков. — Герб Колумба слева. Он, как видите, состоит из четырех полей. Сверху замок и лев, символы Кастилии и Леона. Внизу слева острова, в память об открытиях, совершенных адмиралом. — Томаш ткнул пальцем в правый нижний угол картинки. — А вот тот самый символ, которым, по словам Изабеллы, он уже располагал. Что же это такое? — Норонья сделал паузу, прежде чем ответить на собственный вопрос. — Пять якорей на голубом поле, расположенные перевернутым крестом. А теперь взгляните сюда.

Как видите, пять якорей на гербе Колумба расположены точно так же, как пять золотых монет на португальском гербе. Кстати, он остается таким и по сию пору. Другими словами, в гербе адмирала объединены геральдические символы Кастилии, Леона и Португалии. В точности, как описывал Хуан Лоросано, испанский законник, современник Колумба. Он писал: «Адмирала многие считали португальцем».

— Многие считали… — передразнил Молиарти. — Выходит, этот ваш Лоросано ничего не знал наверняка.

— Неужели вы вправду думаете, что Лоросано единственный, кто называет Колумба португальцем? Два свидетеля на «Процессе о старшинстве», Эрнан Камачо и Алонсо Белас, объявили адмирала «португальцем по крови и рождению». И это еще не все. В разгар испано-итальянской полемики о происхождении Колумба президент Испанского королевского географического общества Рикардо Бельтран-и-Роспиде написал в одной из своих статей загадочную фразу: «el descobridor de América no nació en Génova y fué oriundo de algún lugar de la tierra hispana situado en la banda occidental dela Península entre os los cabos Ortegal у San Vicente», «Человек, открывший Америку, родился не в Генуе, а на западе Пиренейского полуострова, между мысами Ортегаль и Сан-Висенте». — Он перевел взгляд на Молиарти. — Очень странное утверждение, особенно в устах ярого испанского националиста.

— Отчего же, — не сдавался Молиарти. — Лично мне оно вовсе не кажется таким уж нелогичным.

— Нельсон, мыс Ортегаль расположен в Галисии.

— Да, а Галисия тогда была испанской, значит, ваш географ утверждает, что Колумб родился в Испании.

— Но мыс Сан-Висенте находится на южной оконечности Португалии. Вы верно заметили, что испанский историк-националист мог объявить Колумба галисийцем. Но упоминание португальского мыса не позволяет рассматривать его слова в таком ключе. Вероятно, Роспиде знал нечто такое, чего не знаем мы. У Роспиде был друг-португалец по имени Афонсу де Дорнелаш, который, в свою очередь, близко знал историка Арманду Кортесана. На смертном одре испанец признался другу, что в Португалии существует особый архив, где хранятся уцелевшие письма Колумба. Дорнелаш, разумеется, спросил, где этот архив находится. Роспиде не стал отвечать, сославшись на то, что проблема происхождения Колумба слишком важна для его соотечественников, и правда может обернуться для них слишком большим потрясением. Вскоре испанский историк умер и унес тайну с собой в могилу.

Собеседники сами не заметили, как дошли до часовни, величественного собора в миниатюре, еще одной страницы каменной книги Кинты.

Субботним утром Томаш появился на пороге дома в Сан-Жуан-ду-Эшторил с надеждой в сердце и букетом циний в руках. Скромные цветы раскрывали навстречу солнцу алые и желтые бутоны, обнажая белую сердцевину. В книге Констансы было сказано, что цинии означают: «Я в глубокой печали по поводу Вашего отсутствия», или, попросту говоря, «Я по тебе скучаю». К настроению Томаша это подходило как нельзя лучше. Но дверь ему открыла теща. Смерив зятя презрительным взглядом, та холодно сообщила, что Констансы нет дома.

— О! — только и сумел выговорить Норонья. — А когда ее можно будет застать?

— Я же сказала, ее нет дома, — повторила теща так, будто разговаривала с бестолковым соседским ребенком.

— А Маргарита?

— Маргарита здесь. Я ее позову.

Прежде чем дона Тереза исчезла в глубине дома, Томаш успел сунуть ей букет.

— Не могли бы вы хотя бы передать ей цветы?

Было видно, что теща колеблется, но желание лишний раз оскорбить зятя взяло верх.

— От вас ей цветов не нужно.

Маргарита уже успела пообедать, так что отец с дочкой, не теряя времени, отправились туда, куда давно собирались, в зоопарк. Там было полно народа, повсюду торговали сладкой ватой, леденцами и хлопушками. Змей Маргарита испугалась, и отцу пришлось взять ее на руки, зато дельфины привели девочку в восторг. Пока, хлопая в ладоши, она смотрела, как рыбки делают сальто над водой, Томаш думал о том, как не похож веселый и шумный зверинец на обжитый тайнами парк Кинта-Регалейра. Было почти невозможно поверить, что лиссабонский зоопарк и каменная книга в Синтре появились благодаря усилиям одного человека, мрачного гения Карвалью Монтейру.