Арно Делаланд - Западня Данте

И он тоже привык менять облик.

«Некоторым образом коллега», — подумал Пьетро.

Грех всегда зачаровывал Виравольту. Его обвиняли во множестве грехов за то, в чем лично он видел всего лишь удовлетворение естественных потребностей. Ну да, он одурачил нескольких сенаторов, свел с ума жену Оттавио. Порой заходил слишком далеко. Но Пьетро никогда не действовал лишь по велению сердца. И тем не менее его выставляли воплощением греха. Порождением зла на земле и в душе человека. Возможно, из-за воспитания, наполненного фанатичной верой, и обиды на саму церковь за недостаток любви с ее стороны Марчелло и терзали странные навязчивые идеи. Пьетро сейчас играл свою любимую роль тайного агента, которая не переставала его забавлять. По зрелом размышлении, после военной формы, салонных приемов, мошеннических проделок разного рода, провернутых в отношении самых именитых сенаторов, Пьетро предрек логическое завершение этой карьеры. В мгновение ока он вновь попал из тюрьмы на государеву службу. К тому же он отлично знал, что Совет десяти вербовал своих агентов как среди шлюх, так и среди обедневших патрициев, нищих ремесленников и горожан, жаждущих возвыситься в глазах чиновников Светлейшей. Виравольте, выходцу из самых низших слоев общества, очарованному богатыми счастливцами, роли которых он отлично умел играть, не оставалось ничего иного, как приспособиться к своей новой должности. Он уже привык к таким неожиданным переходам из света во тьму и обратно. Подобные превращения добавляли остроты в его жизнь. Он проложил себе извилистый путь и вынужден был признать, что далеко не всегда можно избежать ухабов. Железная воля помогла ему вознестись над обыденностью. Обида на собственное низкое происхождение, невозможность полностью воплотить свои жизненные устремления тянули его в трясину, но имперские запросы страстной натуры заставляли пускаться во все тяжкие. И Виравольте требовалась вся изворотливость ума, чтобы избежать ловушек судьбы и справиться с бесконечными парадоксальными вывертами собственной натуры. Сколько таланта, сколько обаяния и уловок пришлось ему использовать, чтобы стать достойным того образа, который он себе обозначил, но как же плохо этот образ, призванный лишь создавать видимость, скрывал его слабости! Пьетро тоже был в некотором смысле актером. Неутомимому, вечно жаждущему признания игроку оставалось только принимать вызовы судьбы, и в итоге это так ему понравилось, что он и сам стал их провоцировать. Будто хотел, не без иронии конечно, испытать на прочность те социальные основы, на которых обычные мужчины и женщины выстраивали свои принципы. В отличие от их высокомерной убежденности Пьетро не был уверен ни в чем. В этой опасной игре на краю обрыва именно впечатление, производимое им на окружающих, и питало их неприязнь. Но у свободы была своя цена. Именно за свободу на Виравольту больше всего и злились. Выдвигаемые ему обвинения в аморальности и безверии зачастую являлись лишь отражением тайной зависти и скрытым желанием походить на него. Пьетро и служил власти и одновременно мешал ей, поскольку не признавал никаких авторитетов. Да, Пьетро был свободным человеком.

Именно это скорее всего и пугало.

Пьетро знал, что скандальная слава являлась плодом не только его демаршей, но и тайных комплексов многочисленных недоброжелателей. Подражать ему было несложно. Но при этом следовало обладать еще и неудержимым стремлением действовать по велению сердца, презрев условности. Этого стремления Пьетро так и не сумел подавить и, оценивая свои поступки, вновь и вновь переживал столь возбуждающее его пьянящее чувство, которое так боялся потерять. Бог, любовь, женщины — все уживалось в нем и будоражило душу. Но, пытаясь понять свои страсти, он тут же рисковал стать их игрушкой. Спасала его гордость, и она же обрекала на муки. Из этого внутреннего тупика он зачастую извлекал ощущение пустоты и абсурдности, столь свойственные его эпохе.

И была еще эта женщина, Анна Сантамария, Черная Вдова. Единственная, сумевшая смутить его покой и поймать в свои сети. Черная Вдова… Так прозвал ее Эмилио. Пьетро уже не помнил почему. Наверное, ее красота показалась ему опасной. Красота, проникающая в тебя как яд, хотя сама Анна казалась заблудившимся на земле ангелом. Но она и была вдовой некоторым образом: лишенная чувств, в которых ей отказали. В трауре по той жизни, на которую не имела права. Да, ради нее Пьетро, возможно, и согласился бы отказаться от свободы. Если бы они встретились при иных обстоятельствах, если бы брак по расчету, по договоренности между семьями, не толкнул Анну в объятия ненавистного Оттавио, Пьетро мог бы завести с ней детей. И воспользоваться своими политическими связями, дабы обрести почтенную профессию. Но случилось иное. Едва увидев ее на вилле Оттавио в качестве будущей супруги своего благодетеля, Пьетро прочел в глазах этой женщины собственную судьбу. И понял, что полюбит ее. А она поняла, что не устоит перед ним. И в это мгновение они скрепили договор, ясно осознавая, что стремительно несутся навстречу катастрофе. Взгляд, которым они обменялись, участившееся дыхание… Из них получилась бы красивая пара.

А теперь…

От всего этого у Пьетро осталось горькое чувство. Ощущение незавершенности. Жажда реванша. Анна… Где-то она сейчас? Пьетро очень надеялся, отчаянно надеялся, что она не слишком несчастна. Но не мог рисковать и снова подвергнуть опасности их обоих… И не привык подолгу предаваться собственной боли. Он обещал Эмилио не пытаться вновь с ней увидеться — непреложное условие его освобождения. К тому же именно этой истории он обязан заточением в самых охраняемых казематах Италии. Возвращаться туда Пьетро не испытывал ни малейшего желания. И поэтому старался не думать об Анне, не задаваться вопросом, любит л и ее еще.

Ну хотя бы не слишком часто думать.

«Да ладно… Постарайся ее забыть».

Пытаясь сохранить холодную голову, Пьетро напомнил себе, что в первую очередь он вертопрах, стремящийся отринуть сомнения и жить полной жизнью. Теперь, когда он опять на свободе, нужно действовать как обычно: черпать мощную энергию в неудержимом движении вперед. Энергию, толкающую его к свершениям. Свободный и жестокий, игрок и философ, искатель славы, которую при этом презирал, блестящий и волнующий — таким Пьетро и был. Но, как он сказал дожу, у него имелась своя этика. Авантюрист, способный на любовь и страсть, он тем не менее всегда знал, где истинная справедливость, и хотя зачастую балансировал на краю бездны, отлично разбирался в ее ловушках и иллюзиях. За определенными пределами добро и зло окончательно расходились в диаметрально противоположные стороны. Пьетро старался никогда не пересекать этих пределов. Иногда в память о Боге. Иногда из самосохранения. Но по большей части потому, что именно в этом проявлялась его человеческая ответственность, пусть и не всегда соответствующая ответственности «порядочного человека». Его натура возобладала над ним, едва он ступил за порог тюрьмы, и Пьетро мечтал лишь об одном: удовлетворить свои восторженные порывы, слишком долго сдерживаемые. Но только не нарушая данное Эмилио слово. Во всяком случае, пока.