Валерий Введенский - Старосветские убийцы

Он прошел в трофейную. Там метался, как тигр по клетке, Киросиров.

– Савелия не видали? – с ходу спросил он Тоннера.

– Нет. Гришка его ищет.

– Его все ищут. Он вот этому молодцу, – урядник ткнул пальцем в Ерофея, – сказал, что княгине гаплык. Хотим уточнить, что он имел в виду.

Веригин добавил:

– По дороге мы нашли чагравого мерина. Стоял себе на лужку, пасся. А княгиня как в воду канула.

– Мария Растоцкая подтвердила слова Тучина? – Доктор повернулся к Угарову.

– К сожалению, нет.

– Кто бы сомневался… – радостно заметил Киросиров.

Тоннер подумал, что Тучин приколоть письмо никак не мог, все время под охраной был, да и про сочинскую линейку не знал, смотритель о ней у беседки рассказывал, там Александра не было. А вдруг его сообщник Угаров?

Сегодня утром, пока Денис умывался, Тоннер позавидовал его крепким налитым мускулам. Сам доктор, хоть и грузен, физически был не слишком развит. Явится такой молодец к коляске – не совладаем! Сочин – старик, в таких делах не помощник.

Кого взять с собой? Генерала? Тоже староват! Адъютант Николай Тучина охраняет. Глазьев у постели умирающей дежурит, да и плюгав. Рухнов – калека. Остается Киросиров… Малосимпатичен? И что из того? Зато не стар, опять же власть местная. На каком основании мы с Сочиным человека задержим? А урядник – на абсолютно законном. Жаль, Федор Максимович уехал…

Стоп! Тоннер обругал себя последними словами. "Преступник пытается покинуть усадьбу. Да я сам подсказал предлог Терлецкому! Он ухватился за него – и был таков! Но тогда почему отдал генералу ожерелье? Если он преступник, то поступил нелогично. Господи, кому же тут можно верить?"

Из покоев князя осторожно высунулся Петушков, вчера уволенный, а сегодня удивительным образом восстановленный управляющий Северских. Подошел к печальному Мите и, тактично откашлявшись, доложил:

– Гробы готовы, Дмитрий Александрович. Уже и примерочку сделали. В самый раз обоим!

– Что ты, шельмец, здесь делаешь? – подскочил к Петушкову конкурент, Павел Игнатьевич.

– А вы не кричите, Павел Игнатьевич. Это ваша хозяйка и князя отравила, и мою племянницу. Не вы ли ей помогали? У меня теперь Дмитрий Александрович хозяин.

Павел Игнатьевич побагровел:

– Тысяча чертей! Это твоя Настя всех убила!

– Нате-ка выкусите! Ваша хозяйка! Господин доктор, – Петушков кивнул в сторону Тоннера, – убедительно это доказал! Не вы ей яд покупали?

Павел Игнатьевич кинулся было на Петушкова. Был он и поздоровее, и помоложе, но проявил неосторожность: противник ткнул его легонько кулачком в кадык, и согнулся бывший моряк.

– Дмитрий Александрович! На который час перенос тел в храм назначим? – невозмутимо продолжил Петушков.

Митя нервно мял длинные пальцы и молчал. Тем временем Павел Игнатьевич разогнулся. Глаза его горели.

– Сейчас тебе будет зюйд-вест! – прокричал он Петушкову, но Митя внезапно встал и занял позицию меж ними.

– Пока жена моего покойного брата отсутствует, а тетушка при смерти, дозвольте, Павел Игнатьевич, мне самому тут распоряжаться. – Он повернулся к Петушкову: – Траурную процессию назначьте на одиннадцать и пригласите оркестр Горлыбина. Кузена надо проводить достойно.

Павел Игнатьевич тяжело задышал:

– Горлыбин за свою музыку три шкуры дерет. Вы бы деньгами чужими, господин Карев, не разбрасывались, ехали бы в свою деревеньку…

– Забываетесь, Павел Игнатьевич! – Митя покраснел и круто развернулся, сам готовый броситься на бывшего моряка.

– Как Елизавета Петровна вернется, сразу выгонит вас отсюда, – пообещал Павел Игнатьевич. – Не любит она родственников покойных мужей. Берговская родня приезжала, хотели в приживалах пожить. Приказала спустить собак…

– А если не вернется ваша Елизавета? – Митя с ненавистью посмотрел на Павла Игнатьевича.

– Вам-то не все равно? Вот, – берговский управляющий показал на Рухнова, – кредитор сидит. Ваша-то деревенька и сотой части заклада не стоит, имение не выкупите!

– Кушать подано! – В трофейную с полотенцем на рукаве величественно вошел дворецкий.

"Через три часа после наступления темноты, – вспомнил Тоннер. – Значит, в десять! После ужина буду говорить с Киросировым".

Следом за дворецким в комнату ворвался Гришка:

– Нет нигде Савелия, всю усадьбы прошерстил.

– А ты про гаплык точно слышал? – повернулся к Ерофею Киросиров. Кучер стоял рядом с Мари, они держались за руки. Друг на друга не смотрели, но на лицах обоих было написано безмерное счастье.

– Точно, – подтвердил Ерофей. – Он еще сказал, как пойдет на покой, за меня слово замолвит, чтобы старшим конюхом поставили. Мол, ему тут все обязаны…

– Не ты ли, Петушков, Савелию обязан? Господа, это он всех отравил! – сделал вывод Павел Игнатьевич и снова ринулся на Петушкова. Но тот опять продемонстрировал завидную технику: чуть отступил в сторону и выставил ногу, о которую противник споткнулся и с грохотом рухнул на пол. Петушков немедля уселся на лежачего и схватил его в оттяжку за волосы.

– Я свою кровинушку отравил? Которая меня из нищеты вызволила?

Павел Игнатьевич от боли ответить не мог, только выл.

– Да как язык твой поганый повернулся! – не мог успокоиться Петушков.

Киросиров, в обязанности которого входило недопущение мордобоя на вверенной территории, принялся разнимать дерущихся.

Петушков слез с Павла Игнатьевича. Тот немного полежал, потом, кряхтя, поднялся.

– Попадешься ты мне, крыса сухопутная, – прошипел он Петушкову.

Чтобы драка не разгорелась вновь, урядник напомнил:

– Господа! Ужинать звали! Пойдемте скорее. И вы откушайте с нами, Павел Игнатьевич.

Тот отряхнулся и грубо ответил:

– Нет уж, ешьте сами! В рот тут ничего не возьму, еще и мне отраву подсыплете! – Взглянув на глупо улыбавшегося Ерошку, Павел Игнатьевич злобно крикнул: – Чего скалишься? Глашку обрюхатил, теперь за Мари взялся…

Вновь переводивший Роосу Угаров смолчал, не желая расстраивать горничную! Симпатичный кучер давно ей нравился, а сегодня оказалось, что и она ему! Девушка хорошела на глазах, словно распускавшийся цветок под лучами солнца. Жаль, нет Тучина! Только он с его легким штрихом мог бы это запечатлеть!

За год стажировки в Италии Денис понял, что он сам – всего лишь неплохой рисовальщик. Нет в нем той искры таланта, что разгоралась в Тучине! Желание стать художником угасло. Зачем рисовать, заранее зная, что портреты, баталии и натюрморты плохи? Зная заранее, что Тучин нарисует в сотню, тысячу раз лучше? Денис молод, еще успеет найти занятие, в котором достигнет истинных высот! Но окончательно расстаться с живописью мешала ответственность перед Владимиром Алексеевичем Тучиным, вложившим душу и немалые средства в обучение.