Валерий Введенский - Старосветские убийцы

Катя залюбовалась суженым.

"Не врет ли Данила, что ему пятьдесят стукнуло? Мой дядька Викентий помоложе, а живот, как мыльный пузырь, надул! А у Данилы нет жира, не живот, а доска стиральная, и жилы-то на руках – обеими ладонями не обхватишь!".

– Чего ворон считаешь? – спросил Данила. – Кто поливать-то будет?

Вода в пруду студеная, но он только крякнул от удовольствия, когда Катерина окатила ему спину.

– И как вы такой холоднючей воды не пужаетесь?

– Холоднючей? – спросил утиравшийся Данила. – Ерунда! Вода теплая! Как в бане!

– Скажете тоже, как в бане! Как в проруби!

– А ты откуда знаешь, какова вода в проруби? Купаешься зимой? – Данила зачерпнул воды в ладошку и шутя брызнул на Катю!

– Ах, разбойник! – тоже понарошку рассердилась девушка и легонько хлестнула ухажера полотенцем. Данила сделал вид, что испугался, и бегом припустился вдоль пруда. На этот раз убегавшего не могла догнать девушка. Только замахнется полотенцем, а Данила увернется и помчится в другую сторону. А потом схитрил: сделал вид, что устал и задыхается, позволил Кате приблизиться настолько, что она на бегу уже взмахнула полотенцем, а Данила круто развернулся, шагнул навстречу – и девушка влетела к нему в объятия. Прижались друг к другу крепко, но еще раз поцеловать Катю Данила не рискнул. Стесняется зазноба, хорошая Катя, правильная! Девушка сама, прикрыв счастливые глаза, нежно коснулась его губ своими. Поцелуй был столь долгим и страстным, что у обоих перехватило дыхание.

– И что же нам делать, Данилушка? – спросила Катя, когда очень нескоро им удалось разъединить губы.

– Все будет хорошо, любимая, обещаю! – твердо сказал Данила.

– Ой ли?

– Все будет хорошо, – повторил он, хотя, кроме надежды на чудо, нечего ему было предложить.

Катя словно прочла Даниловы давешние думы:

– Боюсь, увезут тебя и не дадут за мной вернуться.

Данила решил отвлечь Катю от горьких мыслей и с нарочитой веселостью предложил:

– А давай в камешки поиграем!

– Как это? – спросила девушка.

Воспитывая пострелят, Данила придумал кучу игр и забав. Бывало, заноют, закапризничают, а он новое развлечение предложит – про хныканье и забудут!

– Я кидаю в воду камешек первым, – объяснил правила Данила, – а ты следом. Ты должна попасть туда же, куда и я. Если промахнешься – с тебя поцелуй!

– А если попаду?

– Ну, тогда с меня.

– Ох и хитрющий ты!

– А что? Лучше простофилей быть? – Данила уже собирал в траве мелкие камешки.

– Лучше со мной быть целый век! – расхохоталась Катя.

– Буду! Ну, кидаю, смотри внимательно!

Данила забросил камень далеко и лукаво посмотрел на любимую.

– Ах, так! Думаешь, не докину? – Озорно сжала губки девушка, размахнулась, и неожиданно ее камень полетел еще дальше, на самый центр пруда. Данила присвистнул – не ожидал такого – и тут же потребовал поцелуй.

– А вот и не попала!

– Данила, постой, – как-то чересчур серьезно сказала девушка. – А кругов-то от моего камня и нет!

– Как нет?

– Сам погляди! От твоего вон какие разбежались, а от моего два маленьких.

– Верно, – призадумался дядька. – В корягу, небось, попала.

– Откуда здесь коряги? Два раза в год пруд чистят, весной и осенью! Любил барин на лодочках покататься.

– Что же там плавает-то? – спросил сам себя Данила и на этот раз прицельно запустил камень в ту точку, куда попал Катин. Опять кругов нет! – Пожалуй, сплаваю, погляжу.

– Холодно! Простудишься, – заволновалась Катя.

– А ты потом поцелуешь, вот и согреюсь. – Данила разбежался и прыгнул в воду. Плыл уверенно, быстро, и у Кати отлегло от сердца. Достиг загадочного места быстро и тут же развернулся, обратно поплыл. Теперь он двигался медленно. Катя вновь встревожилась: устал, наверное. Хоть и бодр, хоть и силен, все-таки не молод.

Девушка пригляделась. Что-то Данила толкал перед собой в воде, оттого медленно и плыл. Что он там выискал?

Подплыв ближе, Данила приказал:

– Беги за людьми! Утопленник!

– Утопленник? – всплеснула руками девушка. – Кто?

– В воде-то как разглядишь? Давай, беги скорей!

– А я хочу посмотреть, кто, – настаивала Катя.

– Не боишься?

– Боюсь, не боюсь, надо посмотреть! Ты же местных не знаешь, – твердо и рассудительно объяснила девушка свое решение.

Данила спорить не стал, молча вытянул труп на берег. Сильна характером девка! Другая сбежала бы или в обморок грохнулась. У Кати же только лицо побелело и кулаки сжались. Даже причитать не стала, сказала тихо:

– Савелий!

– Беги, докторов позови!

– Живой? – с надеждой спросила девушка.

– Куда там, вздуваться начал.

– Чего он в одежде купаться-то полез? – спросил Гришка.

– Да нажрался, как обычно, – предположил кто-то из слуг.

У тела старшего конюха убивалась жена Лукерья. Ее пыталась утешить брюхатая девка, сама с трудом сдерживавшая слезы.

– Глашенька, неча тебе тут стоять, волноваться. О ребеночке думай! Давай домой отведу, – обняла подругу Катя.

– Да как я мамку брошу? – разрыдалась Глаша.

Лукерья следом завыла:

– И на кого ты нас, кормилец, оставил!

– Расступись! – приказал Киросиров. За ним шествовали Терлецкий, генерал и вся прочая компания. Лукерья не шелохнулась, продолжала обнимать мужа. – Утоп, значит! А мы искали его весь день!

– Пьяница запойный, – отрекомендовал покойного Петушков и предположил: – Нализался, сдуру купаться полез!

– Жена? – осведомился урядник, ткнув пальцем в Лукерью.

– Она самая!

– Баба! Потом поплачешь! Отвечай, когда мужа в последний раз видела?

Та зарыдала пуще прежнего, и за мать ответила Глашка:

– Днем забегал. Похвастался, что жениха мне нашел хорошего. Щей похлебал, посетовал, что день суматошный, крутится с самого утра как белка. К Растоцким письмо носил, ворону закапывал…

– Опять ниточка оборвалась, – всплеснул руками Терлецкий. – Не узнаем теперь, кто рисунки выдрал и Машеньке отправил!

– А после обеда Савелий куда собирался? – спросил Киросиров.

– Сказал, Павла Игнатьевича в имение отвезет и вернется домой, про жениха рассказать…

Глашка увидела Глазьева и с ревом бросилась ему на шею:

– Тошечка! Что ж со мной будет? И отца убили, и отчима!

Глазьев опешил. Про его связь с Глашей все знали, но на людях они чувств никогда не выказывали. Доктор – какой ни есть барин, а Глашка, хоть и княжеская дочь, но крепостная! Однако девушку не оттолкнул. Оглянулся растерянно по сторонам, а потом, плюнув на приличия, обнял:

– Не плачь, позабочусь я о тебе, и о ребеночке тоже.

– В имение княгини Савелий не ездил, – рассуждал вслух Федор Максимович. – Интересно, куда же он отправился?

– Ясно куда, – встрял исправник Порфирий. – После щей запивка требуется.