Валерий Введенский - Старосветские убийцы

Митя появился неожиданно. Вроде минуту назад его не было, но, когда люди расступились, освобождая дорогу священнику и скорбной ноше за его спиной, Михаил Ильич обнаружил юношу прямо напротив себя.

Рядом с Рухновым рыдала Суховская. С первых тактов музыки у нее вдруг перехватило в горле, а по коже забегали мурашки.

Рухнов огляделся. Где же Угаров? Все остальные здесь! Роос оживленно беседовал с Кусманской, за ними переминались с ноги на ногу в полном составе Растоцкие, чуть сбоку Мухин что-то выговаривал Киросирову и Терлецкому. Возле оркестра, прикрыв глаза, раскачивался Горлыбин. В сторонке рыдавшую Глашку поддерживал за локоток Глазьев, а ее мать Лукерью, гладя по голове, утешал Никодим. В окне левого флигеля Рухнов разглядел Анну Михайловну, а за ее креслом – силуэт Тоннера. Со стороны заднего двора выглядывал пыхтевший трубочкой Веригин.

А Угарова не было. Михаил Ильич разволновался. Что произошло? Денис следил за Митей. Тот здесь, а Угарова нет.

Две задрапированные черной тканью телеги медленно тронулись в путь. За ними шествовали священник с дьячком, далее в гордом одиночестве единственный родственник усопшего князя Митя, потом, в некотором отдалении, местные помещики и гости. Последними двинулись крестьяне.

Лишь генерал так и остался на заднем дворе. Чем старше Веригин становился, тем чаще избегал похоронных церемоний.

"Лучше останусь, прослежу за починкой телеги", – уговорил сам себя Павел Павлович.

Рухнов, не пройдя со всеми и пятидесяти шагов, схватился за больную ногу и, виновато улыбнувшись, повернул назад. Его проводили сочувственными взглядами. "Мучительно преодолевая" якобы возникшую боль, Михаил Ильич с трудом доковылял до круга, где сходились перед домом Северских три аллеи. Обернувшись, убедился, что никто за ним не наблюдает, и как мог резво двинулся влево.

"Если Угаров задерживается, значит, что-то обнаружил или попал в беду. Попробую пойти ему навстречу".

За купцом тоже присматривала сиделка, благо у княгини Северской их служило несколько. Девушка громко доложила, что больной всю ночь пребывал в забытьи, однако утром очнулся, выпил микстуры, после чего задремал. Как ни прикладывал Тоннер палец к губам, мол, не глухой, говорить тихо сиделка не умела и купца разбудила.

– Как себя чувствуем? – поприветствовал его доктор.

Пантелей снова закрыл глаза, а чуть погодя ответил слабым голосом:

– Мухи перед глазами летают, серебряные…

– Ну, мухи не ангелы, пусть себе летают, вскоре это пройдет.

Доктор обследовал купца так же, как и Северскую: кожные покровы, глаза, язык, конечности.

– А нападавшего видели?

Пантелей помотал головой.

– Спали?

Кивнул в знак согласия. Купца мутило, и доктор есть ему не разрешил, только пить, но побольше.

Сделав перевязку, Илья Андреевич направился обратно к княгине, но в дверях налетел на Сочина.

– Как здоровье, старый солдат?

– Лучше, вчера голова шибко болела, боялся, помру, а сегодня отпустило. Хотел князя в церковь проводить, но чувствую, силенок маловато. Решил к вам зайти, показаться.

Синяк уменьшился, но заплывший глаз смотрителя ничего не видел, и Илья Андреевич порекомендовал Сочину примочки из спитого чая.

– Как ваше-то самочувствие? – поинтересовался смотритель.

– Я и запамятовал про болячки, – махнул рукой Тоннер. – После твоего отъезда столько событий произошло: нападение на Пантелея, убийство Савелия…

– Уже слыхал! А княгиня Елизавета не сыскалась?

– Нет, – развел руками Тоннер.

– Жаль, хорошая барыня! Приветливая!

– Некоторые уверяют, что она на Катю Северскую похожа.

– Кто? Елизавета Петровна? Что вы?! Я Катю хорошо знал. Меня Александр Васильевич, ее отец, сильно уважал, говорил: "Один суворовский солдат трех ахвицеров стоит!" Во как! И заезжал частенько! Поедут с Катюшей верхом кататься – и ко мне заглянут, чайку попить. Не то что евонный брат, царствие небесное, тот и не здоровался.

– Так я и думал, не может Элизабет быть Катей, – в задумчивости протянул Тоннер. – Но откуда у нее ожерелье?

– Которое у генерала украли?

– Оно самое.

– Купила, наверное.

– Купила? Понимаешь, какое дело: его твой добрый знакомец князь Александр Северский где-то от французов закопал, а тайну никому, кроме дочери, не поведал.

– Хм, – усмехнулся смотритель. – Не поведал, говорите?

Тоннер уставился на Сочина:

– Знаешь, куда спрятал?

– Знаю, кому поведал.

– Что же раньше не сказал?

– Я, Илья Андреевич, в чужие дела не лезу. Оттого долго и живу.

– А ну-ка выкладывай!

Пройдя полверсты, Рухнов обнаружил Угарова сидящим на пеньке.

– Зря бегал, только ногу подвернул! – пожаловался Денис.

– Оступились?

– Нога в ямку попала. А Митя к егерю бегал, на заимку. Вошел в дом, пробыл с полчаса, потом они вместе куда-то отправились.

– Князя с Настей в церковь проводить, – сообщил Михаил Ильич. – Дайте-ка посмотрю!

– А вы понимаете? – с недоверием спросил Денис.

– Чего там понимать? Либо перелом, либо вывих, либо растяжение…

– Легко вам говорить!

– Чрезвычайно легко! Я, если вы заметили, хром. Однажды оступился на ровном месте, прямо как вы сегодня, а нога сломалась. И зажила неудачно. Всю жизнь маюсь. Снимайте-ка обувь, закатывайте штанину – и поглядим!

Рухнов, присев перед юношей, принялся за осмотр. Щупал сперва больную ногу, потом здоровую, потом снова больную – сравнивал.

– Я близко к дому не подходил! – поскуливая от нажимов, продолжил Денис. – Там кабан злобный бегает!

– Ванька-то? Он ручной.

– Не уверен, – с сомнением ответил Денис. – Клыки здоровые, пасть как у чудища. Даже Митя его боится. Подходя к дому, пистолет вытащил.

– Пистолет?

– Ага, с ним в руке в дом и вошел.

– А говорите, ничего странного не видели.

– Что тут странного, когда такой кабан! Ой, вот тут больно! – чуть не подскочил с пенька Угаров. – А вышел без пистолета! То есть они вместе вышли.

– С кабаном?

– С Никодимом. Егерь что-то рассказывал, а Митя слушал. Я, дурак, решил поближе подобраться, послушать, о чем говорят, и оступился… Ай!

Михаил Ильич резко дернул вытянутую ногу, и Денис громко закричал:

– Вы с ума сошли! Зачем дергать больную ногу?

– Простите, Бога ради! Обуйтесь-ка!

– Да у меня в глазах темно!

– Встаньте и попробуйте пройтись. Судя по хрусту, вывих я вправил.

Угаров осторожно сделал шаг, другой – боли не было! Даже подпрыгнул – то ли от радости, то ли хотел проверить, действительно ли все в порядке.

– Что я говорил? – Рухнов уселся отдохнуть на освободившийся пенек.

– Вы кудесник! Любимец богов! Спасибо! – Угаров обнял Михаила Ильича.

– Будьте впредь осторожней, смотрите под ноги.