Валерий Введенский - Старосветские убийцы

Увидев могилу Кати Северской, Митя остановился. За ним встала и вся процессия. К юноше подбежал Киросиров, дернул сзади за рукав. Мол, что случилось? Митя не ответил. Он нашел решение, нашел единственный выход. Сейчас, немедленно! Надо прекращать этот балаган!

Митя повернулся и бросился бежать обратно, расталкивая по пути людей; свернул с аллеи и углубился в лес. Маша Растоцкая попыталась его остановить:

– Митенька, что с вами?

– Простите меня, Машенька, простите, – на бегу ответил юноша.

Только миг она видела его глаза, но поняла, что он абсолютно безумен. Хотела броситься за ним, но маменька загородила дорогу:

– Не пущу!

Посудачив о Митиных странностях, процессия продолжила скорбный путь.

Никодим шел в задних рядах, среди крестьян. Удалявшегося Митю он заметил среди деревьев случайно. Как бы чего не натворил барчук, он такой нервный и впечатлительный, весь в мать. Извинившись перед Лукерьей, егерь ринулся за ним. Приблизиться не пытался, бесполезно, еще один откровенный разговор сейчас не получится.

У барского дома, убедившись, что Митя взбежал по крыльцу и направился к себе в комнату, Никодим перевел дух. Слава Богу, не драться же с ним. Ничего, поплачет, успокоится! Взрослеть парню надо, жизнь сопливых да хлипких не любит.

Поразмыслив, Никодим решил процессию не догонять и в церковь не ходить. "Завтра похороны, там и попрощаюсь, и помолюсь. Надо последнюю волю барина исполнить".

– Я словно исповедовалась, теперь можно и помирать… – горестно закончила рассказ старая княгиня.

– Простите, Анна Михайловна, а не мог Настин план, как бы выразиться, вам присниться!

– Нет, Илья Андреевич. Зельем меня два года потчевали, привыкла, засыпала уже не сразу. А Митенька не вернулся? Очень хочу его увидеть!

– Я только что видел, как он в дом зашел. Сейчас позову.

Митина комната была рядом. Тоннер распахнул дверь и еле увернулся от летевшего в него стула. На полу валялись скомканные листки бумаги, а через крюк для свечной люстры Митя продел длинное льняное полотенце.

Юноша дергал ногами в воздухе, его лицо уже синело от удушья. В распоряжении доктора оставалось несколько секунд. Подхватив чуть не сбивший его с ног стул, он подскочил к Мите. Складной швейцарский нож, подарок дедушки Теодора, Илья Андреевич носил всегда при себе – можно и защититься, и трахеотомию задыхающемуся сделать, если инструментов нет под рукой. Натянутое полотенце доктор не без труда разрезал, но подхватить Митю не успел, и тот грохнулся на пол.

Спрыгнув со стула, Тоннер первым делом расстегнул на юноше сорочку и пощупал пульс. Сердце бьется! Хорошо, не на узкой веревке вешаться удумал – врезалась бы в шею, мигом переломала позвонки!

– Больно… – еле слышно сказал Митя и потрогал рукой спину.

– Ну, знаете! Снявши голову, по волосам не плачут.

В комнату вбежала горничная Катя.

– Принесите мой несессер от Анны Михайловны, – попросил Илья Андреевич. – Ей ни слова!

Катя выполнила распоряжение быстро. Вдохнув нашатырь, Митя пришел в себя.

– Я жив? – удивленно спросил он, увидев Тоннера.

– Да, но, возможно, сломаны некоторые кости. Не успел, понимаете, вас поймать.

– Я ненавижу вас! – закричал Митя и попытался вскочить, но только взвыл от боли – видно, что-то при падении действительно повредил.

Тоннер ощупью нашел в несессере склянку с настойкой валерианы и попросил Катю накапать в стакан двадцать капель. Девушка расстроилась:

– Только дюжины знаю.

– Тогда накапай две дюжины.

Митя рыдал на полу. Сколько мучений со вчерашнего утра на него обрушилось! Сначала смерть князя и некогда любимой женщины, потом апоплексический удар у тетушки. Потом… Потом был страшный выбор. Богатство и бесчестье или честь и нищета. Слава Богу, вексель не нашелся. Как бы поступил Митя, на что решился бы, он и сам не знал.

Внезапно он хлопнул себя по лбу: как он мог забыть! Почему, прежде чем идти вешаться, никого не предупредил, что…

– Илья Андреевич, миленький! – Митя оттолкнул стакан с лекарством, и оно выплеснулось на фрак доктора. – Скорее! В охотничьем домике Никодима княгиня Елизавета. Надо ее спасти! Ее Никодим убьет! Скорей, она в подвале заперта!

Окна из комнаты Мити выходили на заднюю лужайку. Там очень кстати Кшиштоф с Данилой под присмотром генерала чинили телегу. Тоннер распахнул окно и закричал:

– Павел Павлович! Скачите в охотничий домик. Там Елизавету Северскую держат!

– Что значит держат? Она вроде не свинья. – Погруженный в какие-то воспоминания Веригин попыхивал трубочкой и не сразу понял, о чем толкует ему высунувшийся из окна Тоннер.

– Ваше высокопревосходительство! Время дорого! Ей грозит опасность! Надо ее спасать!

– Так бы и говорили. По коням!

Катя крикнула любимому:

– Данила! Беги на конюшню за лошадьми! Я в трофейную, ружья принесу!

– Жаль, что девка! – похвалил генерал. – Такую бы в адъютанты!

Тоннер повернулся к Мите. Тот в оцепенении сидел на полу.

– Дмитрий! – позвал его Илья Андреевич. Тот не откликнулся. – Дмитрий! Вас ждет Анна Михайловна, хочет поговорить…

– Я не хочу ее видеть… Я никого не хочу видеть!

– Она ни в чем не виновата, и вы должны ее выслушать.

К полудню потеплело, из-за деревьев пробились лучи солнца. Легкий ветерок кружил желто-багряным хороводом листву по проселочной дороге. Где-то вдалеке ухал филин.

"Сашка непременно бы эту сосну нарисовал, – подумал Денис. – Какая несуразная, будто в продуваемой ветрами степи выросла! С южной стороны ветки есть, а с северной нет".

Вспомнив Тучина, Денис пригорюнился. Как он там, в тюрьме?

– А Киросиров не обманет? – в пятый раз поинтересовался у Рухнова.

– Не волнуйтесь, чиновник чиновника не обманет.

– Так вы чиновник? А вчера говорили, что секретарем служите.

– В настоящее время да, у его сиятельства князя Юсуфова, а пятнадцать лет департаменту мануфактур и внутренней торговли отдал.

– Небось, директором служили?

– Шутите?

– С вашим-то умом – не сомневаюсь.

– Чтобы карьеру сделать, надобно другое – связи, знакомства, влиятельные родственники. Если этого нет, идти в чиновники не советую, будете всю жизнь перья очинять. Ступайте лучше в армию. Там звания по годам, как по нотам расписаны.

– А сами почему не пошли?

– Про мою ногу забыли? Я сломал ее в тот день, когда умерла матушка…

Рухнов замолчал. Денис очень хотел, чтобы Михаил Ильич рассказал о себе. Просить было бестактно. Рухнов явно загрустил, погрузился в воспоминания. Оставалось молча ждать.

– Моя маменька была очень красива, – начал рассказ Михаил Ильич. – И очень бедна. Человеком она была гордым, жить в приживалках-компаньонках не хотела. Служила у дальних родственников Свиридовых гувернанткой. В их доме и повстречала папеньку.