Евгений Латий - Дело гастронома № 1

– Не надо плакать. Я не держу на тебя зла. Столько лет прошло, все быльем поросло! – успокоил Беркутов Еву. Та тяжело вздохнула и немного успокоилась,

– С Николаем мы давно разошлись! Года через два… после того, как ты приходил. Я сразу как-то почувствовала, что мы разные люди. Да и он тоже. Я не держала его. Но он оказался порядочным человеком, помогал нам. И комнату твою оставил, а потом и двухкомнатной для нас добился, и деньгами тоже помогал!

Беркутова явно не интересовало, каким порядочным человеком оказался Николай, и он задал один короткий вопрос:

– Сын учится?

– Да. Точней, окончил факультет журналистики МГУ, сейчас работает в газете «Труд». Константин Листов, он взял мою фамилию!

– Константину Листову большой от меня привет! Если, конечно, он знает о моем существовании…

Она растерянно кивнула, не сводя с него глаз и ожидая услышать что-то ободряющее, но Беркутов взглянул на часы, развел руками, улыбнулся Еве и вышел.

Максимыч заметил изменение в настроении Беркутова еще до того, как тот сел в машину. Когда «Волга» не спеша отъезжала от магазина, Максимыч еще раз взглянул на шефа через зеркальце и увидел, что тот продолжает сидеть на заднем сиденье с каким-то хмурым и задумчивым видом.

– На обед или на работу? – решился нарушить молчание водитель.

– На работу! – быстро ответил Беркутов, словно ожидал этого вопроса, затем так же быстро сам задал неожиданный вопрос: – Скажи, Максимыч, а у тебя дети на стороне есть?

– На какой стороне? – не понял шофер.

– Ну, от первой жены, к примеру, или от любовницы, мало ли что в жизни бывает?!

Максимыч удивился, просто ушам своим не поверил. С чего это вдруг шеф завел такой разговор? Но, посмотрев еще раз в зеркало, подумал: «Мало ли что с ним происходит последнее время. Лучше сейчас не спрашивать, потом все сам скажет», – решил он. А затем ответил:

– Женился я, Георгий Константиныч, один раз, на других не зарился, вот и детей на стороне не завел! – Но, видя, что Беркутов никак не реагирует, все-таки решился: – А чего это вы вдруг спросили? – Он снова взглянул в зеркальце, увидел грустное лицо Беркутова. Тот поймал его взгляд, подмигнул по-свойски.

– Да так, вспомнилась тут одна история!

Антон пригласил Машу в кафе, и, так как помещение почти пустовало, официант предложил самим выбрать место. Антон указал на столик в углу, галантно отодвинул стул, перед тем как Маша села. Затем отошел, пошептался о чем-то с официантом и уселся напротив. Играла тихая музыка, лампочка бра на стене отбрасывала блики на блестящие светло-каштановые волосы Маши, и вокруг ее головы образовался золотистый ореол. Антон открыто, не стесняясь, любовался красотой своей возлюбленной, молчал и не сводил с нее глаз. В какой-то момент Маша даже ощутила неловкость, засмущалась, не знала, о чем заговорить, чтоб он не смотрел на нее вот так… откровенно. Она давно не захаживала в подобные заведения, ну разве что когда была студенткой. На столе появились бутылка шампанского, два «Столичных» салата и сыр. Антон не торопился, подождал, пока официант не принесет еще две отбивные, и, как только тот отошел, наполнил бокалы шампанским. Затем медленно, словно выполняя некий торжественный ритуал, обеими руками приподнял свой бокал. Маша занервничала, оглянулась по сторонам, но, убедившись, что посетителей почти нет, успокоилась. Потянулась к бокалу, но так и не взяла его в руки. Вместо этого сложила их на коленях, как примерная девочка. А потом укоризненно заметила:

– Ты же говорил: пирожное и шампанское. А тут целый пир…

– Я проголодался! Надеюсь, и вы тоже! Очень хочу выпить за добрую улыбку госпожи Судьбы, которая одарила меня этой встречей! За счастье быть рядом с вами, видеть вас!

Маша еще больше смутилась и подняла свой бокал. Они отпили по глотку.

– Однако ты весьма красноречивый юноша, – с улыбкой заметила она.

– И что в этом плохого?! Впрочем, помню слова вашего любимого Базарова: «Аркадий, не говори красиво!» Но вся эта высокопарность от робости и стеснения, – то ли утверждая, то ли задавая вопрос самому себе, ответил Антон.

– Вот уж не сказала бы, что ты робкий! А что касается красноречия, лучше бы использовал его в сочинениях, – заметила Маша.

– Спасибо за комплимент! Надеюсь, что и не нахал! Мне почему-то хочется о тебе заботиться! Ты такая трогательная и беззащитная! Быть рядом с тобой все время, всегда и везде, вот о чем я мечтаю.

– Не надо так говорить! Я замужем, – строго сказала она.

Антон заметил, что Маша смутилась, даже помрачнела как-то, и решил поднять ей настроение.

– А что, в замужних женщин уже не влюбляются? – с улыбкой глядя прямо ей в глаза, спросил Антон.

– Я же намного старше!

– Женщина всегда старше мужчины! Мудрее. – Он взял ее за руку, чуть сжал. Маша хоть и не сразу, но отняла руку, опять огляделась по сторонам.

Антон не унимался.

– Ты стесняешься быть со мной? – обиженно произнес он.

Маша покачала головой:

– Нет, но…

– Что ж, тогда давай выпьем за твоего мужа! Больше всего на свете я хочу, чтоб ты была счастлива! Хотя бы это я имею право пожелать?! – и он вновь поднял бокал.

Бокалы легко и почти беззвучно коснулись друг друга. Маша чуть пригубила, Антон же залпом выпил до дна. У него слегка закружилась голова, и он вдруг понял, что счастлив. Все как в сказке, он рядом с любимой женщиной, тихо играет музыка. Антон на несколько секунд закрыл глаза и обратился к Всевышнему: «Господи, продли этот счастливый миг, пожалуйста!»

Часы показывали половину третьего. Беркутов сидел за столом у себя в кабинете и с жадностью поедал салат оливье. Люся сидела напротив и с улыбкой смотрела на него.

– Вкусно?

– Не то слово! Вообще-то оливье я… – Он слегка поморщился, покачал головой. – Особенно никогда не жаловал! А вот от твоего оторваться не могу! – Он улыбнулся Люсе, она же продолжала восхищенно смотреть на него.

– А там есть секрет! Этот салат особенный, заговоренный, – шепотом призналась она.

Беркутов тут же отложил вилку.

– Это как понимать?

Люся игривым голосом уточнила:

– Не просто заговоренный, а на любовь!

– Салат? На любовь? – со смешком спросил он, снова берясь за вилку, и вновь зачерпнул горку салата. Она кивнула.

– Я люблю вас, – еле слышным шепотом призналась Люся и от смущения залилась краской.

Беркутов с трудом проглотил последнюю порцию. Вытер салфеткой губы. Люся приложила тыльную сторону ладони к щеке.

– Кажется, сейчас сгорю!

Беркутов встал и сделал вид, что собирается выйти.

– Принести огнетушитель?

– Ну что же вы такой не романтичный?! Я с первого дня, как вас увидела, сразу влюбилась, и те одиннадцать месяцев, что работаю с вами, влюбляюсь все сильнее и сильнее! Ничего не могу с собой поделать! Уговаривала себя по ночам и так, и сяк, твердила, что нанесу обиду Лидии Александровне, но чем больше уговариваю, тем сильнее люблю! – Она раскраснелась, шумно выдохнула, с трудом сдерживая озноб волнения.