Жан-Франсуа Паро - Убийство в особняке Сен-Флорантен

— Королева желает, королева требует.

Укрощенная дуэнья удалилась. Николя приблизился.

— Полагаю, сударь, вам есть что мне сказать.

Николя объяснил, что по просьбе господина Ленуара он провел расследование в Трианоне и после разговора с садовником проникся уверенностью, что подобные случаи больше не повторятся. Разумеется, неплохо бы ограничить доступ в сады для простонародья. Конечно, он разместит агентов, дабы те наблюдали за парком и сообщали как о любом подозрительном пришельце, так и обо всем, что может потревожить покой королевы.

— Благодарю вас за бдительность, — произнесла Мария-Антуанетта, — но я не намерена преграждать доступ в сады Версаля. Народ имеет право видеть вблизи своих монархов, а я не желаю жить взаперти и веселиться за решеткой, словно зверь в зверинце. Делайте, что считаете нужным, и время от времени отчитывайтесь мне. Я не хочу, чтобы король забивал себе голову такими пустяками.

Она улыбнулась.

— Говорят, вы знаете все. Скажите, каким образом утка господина де Вокансона переваривает зерно, которое ей дают? Это превосходит мое понимание, и я не успокоюсь, пока не раскрою сей секрет.

— Королева может принять исповедь, — с улыбкой произнес Николя, — но разгласить ее содержание она не может.

— Ваши условия весьма суровы, сударь… Но придется согласиться.

— Однажды маркиза де Помпадур спросила у господина де Сартина об этой самой утке, и тот поручил мне раздобыть ответ на вопрос: как можно искусственно воспроизвести естественные функции организма, а именно заглатывание, растворение и выделение? Вот что мне удалось узнать. Зерна, получаемые автоматом, падают в размещенную под брюхом птицы коробочку, которую опустошают через каждые три-четыре сеанса. Опорожнение желудка также подготавливают заранее. Из окрашенных зеленой краской хлебных крошек делается жидкая кашица, помещается в туловище утки и в нужное время выталкивается специальным насосом и выдается за естественный продукт пищеварения. Весь секрет заключен в искусной механике, особом соединении колесиков и пружин. Словом, великолепно отлаженный часовой механизм.

— Мы сохраним эту тайну… Хотя я понимаю, что короля интересует именно механика. Вы давно при дворе, сударь?

— Мои служебные обязанности большую часть времени удерживают меня в Париже. Тем не менее, сударыня, я бываю здесь с 1762 года, ибо, помимо расследований особо важных дел, в свое время я обеспечивал безопасность короля и королевской семьи.

— И исполняли поручения некой маркизы и некой графини?

Удар попал в цель. Лукавить было бесполезно.

— Сударыня, я подчинялся приказам покойного короля.

— Успокойтесь, я знаю, он высоко ценил вашу преданность. Знаете ли вы, что герцог де Ла Врийер меня не любит?

Скорее, наоборот, это она не могла простить ему, что он поддерживал госпожу Дюбарри. Николя понял, что королева Франции не забыла оскорблений, нанесенных дофине.

— Я не являюсь его доверенным лицом.

— Могу ли я рассчитывать на вас, сударь?

— Я ваш слуга и слуга короля. Ваше величество может в этом убедиться.

Взгляд ее вновь обрел присущую ему безмятежность, и она протянула ему руку для поцелуя. Ах, разве можно было ей хоть в чем-нибудь отказать? В коридоре Николя поискал Виль д'Аврэ, но не нашел; без сомнения, тот поспешил к королю сообщить радостную весть о подписании мира с госпожой де Морепа. Радуясь, что его возвращение ко двору не прошло незамеченным и оказанные ему милости укрепили его позиции подле герцога де Ла Врийера и начальника полиции, он, тем не менее, никак не мог избавиться от ощущения беспокойства. Королевская милость чревата завистниками и недругами, причем самые опасные всегда прячутся в тени, и ему это было известно как никому другому. Придворные заверяли его в своей преданности, требуя взамен поддержки и услуг. Но разве мог он исполнить все, что от него ожидали? Что ж, значит, по-прежнему на первом месте будет стоять король, служба которому для него превыше всего. А там посмотрим, как сложатся обстоятельства.

В задумчивости он вернулся к себе в гостиницу. Ветер, дувший не переставая, высушил оставленные утренней грозой лужи. Порывистый ветер крутил в бешеной пляске кучки сухих листьев. За шумным табльдотом, разочаровав соседей упорным молчанием, он съел курицу на вертеле и бланманже, запил все изрядной порцией сидра и отправился спать. Он лег рано, и мечты его устремились к мадемуазель д'Арране.

Четверг, 6 октября 1774 года.

В указанное время Николя подошел к цветнику; сюда, на площадку между дворцом и парком, прибывали королевские кареты, отвозившие придворных к месту охоты. За много лет он привык к неизменной церемонии сбора охотников и сейчас со снисходительным любопытством разглядывал неловких и застенчивых новичков, недавно удостоенных вожделенного права ехать на охоту в королевской карете, той особенной милости, о которой мечтал каждый представленный ко двору мужчина. Вручив десять луидоров первому доезжачему, дабы тот подобрал ему коня для охоты, и еще десять луидоров кучеру, он сел в карету и продремал до самого Гренеля, где убедился, что ему отвели место неподалеку от короля. Людовик XVI, улыбаясь, помахал ему рукой, свидетельствуя, что издалека он видит лучше, чем вблизи. Вокруг короля сновали пажи из главной конюшни, сменившие голубые ливреи с шелковым малиновым галуном на куртки из синего тика и кожаные гетры. Выстроившись за спиной государя, они подавали ему ружье, и тот, сделав выстрел, тотчас брал другое, в то время как первое, передаваемое из рук в руки, прибывало к аркебузиру, дабы тот перезарядил его. Первый паж отдавал распоряжение подобрать дичь и вел ей точный счет, записывая цифры на маленьких табличках. Подобно всем своим предкам, король был заядлым охотником и за одну охоту мог добыть несколько сотен трофеев, как пернатых, так и четвероногих.

Неожиданно слева от себя Николя услышал выстрел, прозвучавший значительно громче обычного. Тотчас раздались крики, и он увидел, как возницы, устремившись к месту происшествия, вернулись, неся окровавленное тело. Когда после охоты он сел в карету, сосед его объяснил, что случилось. Один из новичков, юный дворянин из Берри, впервые участвовавший в королевской охоте, привез с собой старинное фамильное ружье, а так как им долго не пользовались, порох взорвался, разорвал ствол, и юноше оторвало кисть руки.

— Теперь ему придется узнавать адрес ювелира у «Серебряной руки».

— Серебряной руки?

— Да, у Сен-Флорантена, или, точнее, у герцога де Ла Врийера, с которым несколько лет назад случилось то же несчастье. Покойный король подарил ему искусственную руку.

Николя умолк и забился в угол кареты. Так, значит, дыра в форме руки, зияющая в горле двух жертв, могла быть… Это предположение показалось ему настолько чудовищным, что он до крови закусил губу.