Ирина Глебова - Пока не пробил час

Услышав голос начальника, Зыкин открыл, отступил, пропуская.

– Как прошло дежурство? – спросил Макаров.

– Спокойно, ваше благородие! – бодро ответил охранник. – Так что все в порядке!

Макаров пристально посмотрел на него, и ему показалось, что Зыкин смутился, что как-то чересчур бодр…

– Хорошо так хорошо… Как заключенный?

– После того как съел ужин, спит себе…

– И сейчас спит?

Макаров подошел и отодвинул защелку на ставне в дверном окошке. Он увидел освещенную рассветом комнату, кровать, светлую шевелюру Кокуль-Яснобранского на подушке, руку, лежащую поверх одеяла… Долго не мог оторвать взгляда, мысли каруселью неслись в голове: «Что же случилось? Что помешало? Так все было продумано! Что же теперь?..»

Когда повернулся, закрыв окошко, лицо его было спокойным, взгляд непроницаемым.

– Что ж, пусть отсыпается, ему предстоит долгий путь… очень тяжелый. – Потом улыбнулся охраннику: – А что, Зыкин, съели вы плюшки? Понравились?

– Очень понравились, ваше благородие! Сами во рту таяли! Передайте вашей супруге мою благодарность. – Но тут же засмеялся: – Вспомнил, она же обидеться может! Жаль, что не доведется ее поблагодарить!

Зыкин постеснялся сказать, что две из трех булочек лежат у него в сумке – для дочки. А исправник ничего на его слова не ответил, только бросил:

– Скоро придет тебе смена.

И вышел. Охранник видел, как он идет через двор – прямая спина, чуть приподнятые плечи, медленный шаг. Макаров и в самом деле шел медленно, сжав зубы и чуть нахмурив брови. Ему было о чем подумать.

Когда из соседней комнаты вышел, на ходу причесываясь, пристав, исправник сидел за столом и перебирал бумаги. Спросил мимоходом:

– Отдохнули? – И тут же пригласил: – Присаживайтесь. Надо подготовить материалы по следствию об убийстве Савичевой, скоро за осужденным приедут из Харькова.

Они вместе стали просматривать документы, вносить правки и сортировать их. За этим занятием и застал их знакомый обоим телеграфист, заглянувший в комнату.

– Господин исправник! Анатолий Викторович!

– Что там такое? – У Макарова был голос человека, которого по пустякам отвлекают от важных дел. Но он тут же смягчил его: – Входите, господин Корбут. Что случилось?

В руках телеграфист держал запечатанный бланк телеграммы. Он протянул его Макарову:

– Вот. Срочная телеграмма для вашей жены. Я сам решил отнести, хотя еще рано – половина седьмого. Но ведь срочно!

– Мне решили принести? – не понял исправник.

– Нет, я понес ее вам домой, Вере Алексеевне. – Телеграфист был явно взволнован, но старался сдерживаться. – Но у вас открыта калитка, открыты входные двери, а Вера Алексеевна не отзывается!

Пристав вскочил, опираясь руками о стол, но Макаров, не поворачиваясь, положил ладонь на его руку, придавил:

– Спокойно!

Нарисованная телеграфистом картина так явно напоминала ту, которую они увидели, войдя недавно во двор Любови Савичевой. Но объяснение должно было быть какое угодно другое, ведь убийца сидел в тюрьме.

– Вы звонили? – спросил Анатолий Викторович телеграфиста.

– Звонил неоднократно! А потом вошел в дом и несколько раз громко позвал…

– Дайте телеграмму!

Макаров распечатал бланк, прочитал, отдал лист приставу:

– Это Верочкины тетя и дядя из Киева, зовут на свою золотую свадьбу.

– Но она заявлена как срочная, – оправдываясь, сказал телеграфист. – Вот я и подумал…

– Хорошо, хорошо, – оборвал его Макаров. – Поедемте к нам, посмотрим, в чем дело.

Уже в коляске он сказал приставу и телеграфисту:

– Жена последнее время стала принимать снотворное, могла крепко спать и просто ничего не слышать. А незапертая дверь… Может, вышла куда-то во двор? Хотя обычно так рано она не выходит… Ничего, сейчас все выяснится! Наверняка пустяки какие-то.

Когда он взбежал на крыльцо, распахнул входные двери и крикнул:

– Вера! Вера, ты где? – его спутники невольно остановились. Но Макаров оглянулся, позвал: – Пойдемте наверх, посмотрим.

Отворенная дверь его явно встревожила больше, чем он сам ожидал. Все трое поднялись на второй этаж, подошли вслед за хозяином к двери одной из комнат.

– Вера! – Он постучал, но почти тут же толкнул дверь и вошел. И вскрикнул глухо. Телеграфист со стоном тут же выскочил в коридор и помчался по лестнице вниз. А пристав остался. Преодолевая себя, сделал несколько шагов к стоящему на коленях исправнику. Женщина лежала на полу. Она была в шелковом пеньюаре, а шею ее перетягивал поясок. Искаженное гримасой лицо посинело… Все так ужасно напоминало другую, недавнюю сцену убийства! Только пеньюар был голубой, а волосы женщины – русые. Макаров повернулся, поднял лицо к приставу. Взгляд его был совершенно потерянным, губы дрожали. Таким исправника никто никогда еще не видел. Но вот он снова повернулся к жене, протянул руки, словно хотел развязать на ее шее удавку.

– Стойте, Анатолий Викторович! – мягко, но решительно пресек его движение пристав. – Вере Алексеевне уже не помочь. А трогать ничего нельзя.

Макаров сильно вздрогнул, словно по нему прошел электрический ток. Потом поднялся на ноги.

– Вы правы, – сказал глухо. – Пошлите господина Корбута в морг за врачом, а кучера – в участок за городовыми…

Через три часа к следствию присоединились приехавшие из Харькова два офицера полиции. К этому времени тело убитой уже пребывало в морге, а врач-патологоанатом пришел в полицейское управление на совещание. И сразу же уверенно объявил:

– Госпожу Макарову убил тот же человек, что и Любовь Савичеву. Сомнений быть не может! Вера Алексеевна удушена, как и ее подруга…

– Но, – перебил пристав, – об этом писали в газетах! Кто-то мог просто прочитать и повторить. Может быть, даже для того, чтобы выгородить уже арестованного и осужденного убийцу!

– Исключено! – Врач обвел взглядом присутствующих, остановился на Макарове. – Помните, Анатолий Викторович, я, когда обследовал убитую Савичеву, еще сказал вам: шарф затянут необычным узлом? Так вот… Простите!.. Мерзавец, задушивший вашу жену, и на этот раз затянул пояс таким же узлом. Точно таким же!

– Но ведь и о том, что узел необычный, тоже писали газеты! – упорствовал пристав. Макаров молчал. Он смотрел на врача, словно ожидая продолжения. И тот кивнул:

– Да, писали, причем именно это слово: «необычный». И все. А вот я, кто развязывал узел на шее Савичевой собственными пальцами, вновь бы его завязать не смог! Он очень непростой, замысловатый. Чтоб затянуть его, тем более быстро, нужен долгий навык.

– Значит… Верин поясок… затянут таким же узлом?

Голос у Макарова звучал сдавленно, словно он говорил, сжав зубы. Да так, собственно, и было. Хотя по сравнению с первыми минутами у тела жены он уже пришел в себя, держался с видимым спокойствием. И когда один из приехавших харьковчан хотел отпустить его, взяв расследование на себя, сурово отказался.