Роберт ван Гулик - Убийство по-китайски: Смертоносные гвозди

На пути в суд десятник остановился у окна аптеки, разглядывая лежащие на виду корешки и высушенных животных, и в этот момент его кто-то задел рукой.

Десятник обернулся и увидел со спины широкую фигуру человека, на голове у которого был черный капюшон.

Десятник тут же рванулся за ним, прокладывая себе путь локтями. На улице в этот час было многолюдно, но десятник успел заметить, куда свернул человек в капюшоне, и побежал в тот же поворот. Человек остановился у ювелирной лавки и спросил что-то у продавца; тот вынес поднос с несколькими блестящими предметами, и мужчина стал перебирать их, внимательно разглядывая. Десятник подкрался совсем близко и сейчас пытался увидеть лицо незнакомца, но широкий капюшон полностью скрывал его. Хун подошел к лотку напротив, с которого торговали лапшой, и попросил порцию. Пока продавец отвешивал лапшу, десятник не сводил глаз с мужчины в капюшоне, но ему не повезло: к магазину подошли еще двое покупателей, и они заслонили его спинами.

Единственное, что удалось десятнику разглядеть, — руки незнакомца, когда он поднес к глазам стеклянную вазу с красными камнями. Незнакомец снял перчатку с правой руки и вынул из вазы один камень. Тут те двое посетителей, что заслоняли его, отошли, но он как раз наклонил голову, и снова десятнику не удалось взглянуть ему в лицо.

От волнения и напряжения десятник не мог проглотить ни кусочка. Он так и держал тарелку с лапшой в руках, пристально наблюдая за сценой напротив. Ювелир воздел руки к небу и стал что-то с пафосом доказывать покупателю — очевидно, они торговались и ювелир не хотел сбавлять цену. Но как ни напрягал слух десятник Хун, он не услышал ни слова из их разговора, — его заглушала толпа, собравшаяся у лотка с лапшой.

Хун на секунду отвернулся, а когда повернулся, увидел, как ювелир пожал плечами, достал лист бумаги, завернул в него что-то и подал сверток незнакомцу. Тот не стал задерживаться и немедленно скрылся в толпе. Хун поспешно бросил полупустую тарелку на лоток и кинулся вслед за незнакомцем.

— Эй, папаша, тебе что, лапша не по вкусу? — загоготал ему вслед продавец, но Хун не обратил внимания. Он шел за незнакомцем, ни на минуту не выпуская его из виду, и остановился, когда тот вошел в харчевню. Десятник с облегчением вздохнул, увидев знакомую вывеску: «Весенний ветерок».

Он окинул взглядом толпу около харчевни в надежде найти какого-нибудь знакомого и, к своей радости, заметил сапожника, которому несколько раз помогал. Хун схватил его за рукав. Сапожник открыл было рот, чтобы закричать, но узнал десятника, и лицо его расплылось в улыбке.

— Господин Хун! Добрый вечер! Уж не новые ли сапоги вы хотите мне заказать?

Не выпуская сапожника, Хун оттащил его на другую сторону улицы, достал из рукава шелковый мешочек для визитных карточек и слиток серебра.

— Слушай, — зашептал Хун, — можешь мне помочь? Беги сейчас в суд, скажи, что у тебя срочное сообщение для судьи Ди. Вот моя карточка, покажешь охранникам. Судье скажешь, чтобы он как можно скорее пришел сюда, в харчевню. На, вот тебе за труды!

Сапожник с жадностью схватил слиток и рассыпался в благодарностях, но Хун оборвал его:

— Некогда, некогда! Беги скорее!

Сапожник мгновенно растаял в толпе, а Хун перешел улицу и вошел в харчевню. Внутри оказалось просторнее, чем он думал, — около пятидесяти человек сидели за столиками группами по трое-четверо. Они пили вино, дешевые наливки и громко разговаривали. Подавальщик с большим подносом, уставленным бутылками и чашками, сбивался с ног, чтобы обслужить всех посетителей. Десятник огляделся, но человека в капюшоне среди них не было!

Он шел мимо столиков, всматриваясь в сидящих, и вдруг увидел небольшую нишу около двери. Там стоял одноместный столик, и за ним, спиной к залу, сидел незнакомец в капюшоне.

Десятник остановился, соображая, как ему поступить. В таких харчевнях посетители обычно платят сразу, так что незнакомец в любой момент может встать и уйти, и его невозможно будет остановить. Но его во что бы то ни стало нужно задержать до прихода судьи!

Десятник решительно подошел к столику и тронул незнакомца за плечо. Тот резко обернулся. На пол упали два рубина, которые он купил у ювелира, и десятник побледнел: он узнал незнакомца.

— Это вы? Что вы здесь делаете? — спросил он, все еще не веря своим глазам.

Человек в капюшоне бросил быстрый взгляд в зал. На них никто не обращал внимания — все были заняты своими делами. Он приложил палец к губам и прошептал:

— Тише! Сядь, я все тебе объясню.

Он придвинул табуретку, и десятник машинально опустился на нее.

— Слушай внимательно, — тихо сказал человек. Он наклонился к десятнику, словно хотел прошептать ему что-то на ухо, и в тот же самый момент в руке его блеснул нож, который он прятал в рукаве. Десятник не успел ничего сказать: человек одним движением вонзил нож ему в горло. Хлынула кровь, и Хун безвольно рухнул лицом на стол. Он застонал; голова его дернулась, и он затих…

Человек снова выглянул. Нет, их никто не заметил.

Последним движением десятник Хун поднес руку к горлу и написал кровью на столе единственный иероглиф — первый иероглиф своего имени. На этом его силы кончились, и он испустил последний вздох.

Человек досадливо поморщился, заметив иероглиф. Он стер его, вытер пальцы о плечо Хуна, встал, огляделся, убедился, что на него по-прежнему никто не обращает внимания, и вышел.

Первое, что увидели судья Ди, Ма Жун и Цзяо Дай, войдя в харчевню, была взволнованная толпа людей, сгрудившаяся около двери. Сердце судьи бешено забилось в нехорошем предчувствии.

— Вот пришли люди из суда! — крикнул кто-то. — Они найдут убийцу!

Люди расступились, давая судье Ди дорогу. Он подошел к столу и увидел тело Хуна в луже крови…

Судья и его помощники стояли не шелохнувшись. Хозяин таверны попытался что-то сказать, но слова замерли у него на губах, едва он увидел лица судьи и его помощников. Он повернулся и отошел, а за ним потянулись и остальные.

Судья Ди молча положил руку на плечо десятника. Он бережно поднял его седую голову, взглянул на рану в горле и опустил голову на стол. Ма Жун, Цзяо Дай и Дао Гань поспешно отвернулись, увидев на щеке судьи слезы.

Дао Гань первым решился повернуться. Он увидел на пальцах правой руки десятника засохшую кровь.

— Посмотрите, — обратился он к остальным. — Десятник хотел написать что-то собственной кровью. Видите след?

— Он был храбрее всех нас. — Голос Цзяо Дая прервался, он не смог больше произнести ни слова.

Ма Жун закусил губу — так сильно, что на подбородок потекла струйка крови.

Дао Гань опустился на колени и внимательно осмотрел пол. Когда он поднялся, в руке его была пара ярких рубинов. Он молча показал их судье, и тот кивнул головой; он заговорил, но голос его был не его — чужой и хриплый.