Майкл Грегорио - Критика криминального разума

— Иеронимус Тифферх, — выговорил Вигилантиус громким голосом. — Иеронимус Тифферх. Вернись из мира теней. Я, Август Вигилантиус, повелеваю тебе…

Страшный душераздирающий рев огласил каменное подземелье, эхом отдаваясь от сводов, и затих, перейдя в долгое мучительное завывание.

— Здесь прячется кто-то еще, — произнес я тихо, обращаясь к Коху.

Кох тупо уставился на меня. Сержант сжимал зубы от ужаса, а в глазах сверкали отсветы огня факелов.

— Здесь больше никого нет, сударь, — ответил он. — Только доктор, мы и тело.

Вигилантиус резко качнулся назад, отшатнувшись от трупа.

— Не трогай меня! Позволь мне остаться во тьме! — прошипел он.

Его рот вдруг сделался необычайно большим, перекошенным, бесформенным, исторгающим странный бестелесный голос, пронзительный и отчетливый. В нем звучала бесконечная тоска, на которую, как мне казалось, сам Вигилантиус не способен. Было видно, что доктору становится все труднее дышать, и — о Боже, как бы мне хотелось, чтобы это было всего лишь галлюцинацией! — его широкий камзол стал сам собой подниматься, подобно зловещему черному облаку, грозящему окутать полностью его и унести с собой. Все описанное происходило с необычайной быстротой.

— Возьми силу у меня! — прокричал Вигилантиус так, словно незримая рука пыталась вырвать у него из груди сердце. — Кто ты такой?

— Я уже больше не я! — ответил голос с жутким завыванием, и я почувствовал, что Кох от страха схватил меня за рукав. На мгновение наступила пауза, и воцарилось полное молчание, затем снова раздался стон ветра и тот же вой. — Я… я… больше не… больше не…

— Кто забрал тебя в царство тьмы? — спокойным голосом спросил Вигилантиус, словно это был самый обычный вопрос на свете.

— Убийство… убийство… убийство… — донеслось до нас раз десять, повторяясь снова и снова, подобно ударам молота.

В неровном свете факелов мне чудилось, что я вижу, как открывается и закрывается рот трупа. Вигилантиус дрожал с ног до головы. С его губ непрерывным потоком лилась какая-то смесь из бессвязных слов и обрывков фраз.

И вдруг раздался громкий крик боли.

— Кто это сделал, Дух? — вопросил Вигилантиус. — Кто убил тебя?

Я услышал уханье совы, голубиное воркование, кошачье мяуканье, какой-то варварский напев и затем снова тот же невыразимо жуткий вопль.

— Язык пламени. Огонь за моим че… — Внезапно речь сделалась невнятной, затем вновь приобрела прежнюю отчетливость, но с некоторой гнусавостью. Неужели я слышу реальный голос адвоката Тифферха? — Темно… темно… голос…

— Какой голос? — выкрикнул Вигилантиус, пытаясь прорваться сквозь поток бессвязных звуков, напоминающих те, что издает шарманка, когда ручку вращают в противоположную сторону. — Кто говорил с тобой? Опиши его, я приказываю тебе!

И я увидел, или мне только почудилось, что я увидел, как губы мертвеца задвигались в попытке ответить на вопрос.

— Дьявола… лицо… но нет… — произнес мертвец, и воцарилась тишина, как будто над ним захлопнулась крышка склепа.

Время остановилось, однако вопросы продолжали носиться в моем мозгу, словно в водовороте. Чему я только что стал свидетелем? Был ли это откровенный фокус? У меня по спине катился холодный пот. Представление прошло великолепно, сердце у меня до сих пор бешено колотилось. Я задыхался, и мне пришлось откашляться, чтобы не задохнуться. И тут я заметил, что доктор Вигилантиус внимательно наблюдает за мной. Настоящий Вигилантиус, если вообще что-то могло быть названо настоящим в подобном темном и мрачном месте. Внезапно верхняя губа его приподнялась, черные глаза сверкнули, и он улыбнулся сатанинской улыбкой.

— Ну что ж, вы слышали, не так ли? — сказал он. — Человеческий труп — вместилище жизненных ощущений. Мой magister [7] Учитель (лат.). Эммануэль Сведенборг давным-давно научил меня выкачивать их. Снимите же шоры со своего ума, откройте его для моих тайн, герр поверенный. Более просвещенные люди, чем вы, учились видеть без помощи глаз.

Доктор сделал шаг ко мне, закрыв от меня тело. Его уверенность в собственных силах, не допускавшая ни малейших сомнений, казалась диковинной и абсурдной. Он буквально излучал наглое высокомерие, и при этом пот ручьем катился у него со лба по лицу и шее.

— Сумейте же воспользоваться тем, чему вы имели честь быть сейчас свидетелем, — произнес он, ожидая моей реакции. Улыбка постепенно исчезла с его лица.

Я сделал шаг вперед.

— Впечатляюще, — сказал я с бешено колотящимся сердцем. — Однако вашему таланту суждено, по-видимому, угаснуть втуне. Вам следовало бы стать актером. Но что в действительности остается от восторгов, вызванных спектаклем, после того как опускается занавес?

Я пристально всматривался в молчащего доктора.

— Вы не сообщили мне ничего такого, чем я смог бы реально воспользоваться, — продолжал я с нарастающим раздражением в голосе. — Каким образом погиб этот человек? Почему он не смог описать лицо убийцы? Вы обыкновенный чревовещатель, сударь. Фокусник. С уст мертвеца не сошло ни одного слова правды. С ваших тоже. Вы попусту отнимаете у меня время и мешаете расследованию. Конечно, я вынужден буду доложить государю обо всем, чему стал свидетелем здесь.

Угольно-черные глаза некроманта презрительно воззрились на меня, и его губы вновь искривила отвратительная, самодовольная ухмылка.

— И какое же отношение ко всему происходящему имеет его величество, герр Стиффениис?

— Вы, несомненно, помните о нем? — ответил я саркастически. — О нашем монархе? О короле Фридрихе Вильгельме III? О человеке, поручившем мне расследование дела? Я располагаю его личным письмом относительно…

— Вы глубоко заблуждаетесь, — прервал меня Вигилантиус, махнув рукой так, словно отгонял назойливую муху. — Королю Фридриху Вильгельму ровным счетом ничего не известно ни о вас, ни обо мне. Один весьма уважаемый человек, которому его величество полностью доверяет, пообещал ему раскрыть эти преступления. С вашей помощью и с моей. Письмо, которым вы располагаете, не стоит даже бумаги, использованной на его написание. Держу пари, оно подписано и запечатано каким-нибудь безликим секретарем в Берлине. Пустой предлог, чтобы зазвать вас сюда.

От негодования у меня задрожали руки. Я засунул их поглубже в рукава камзола и попытался говорить как можно спокойнее и яснее:

— Один весьма уважаемый человек? Человек, которому доверяет король? И это значительное лицо пообещало королю раскрыть убийства при помощи ловких трюков и откровенного фокусничества? Потрясающе! Как бы мне хотелось встретиться с вашим великим профессором пустословия! Бесспорно, Кенигсберг заслуживает того, чтобы оказаться в руках подобного субъекта.