Майкл Грегорио - Критика криминального разума

У входа в другую лавку на перекладине висели куртки из жесткого холста. Не отличавшаяся красотой одежда с пятнами соли, оставленными морской водой, была явно ношеная. Бушлат Коха, как я успел заметить, был из плотной серой шерсти и почти новый. Мой собственный плащ из привозной английской шерсти, приобретенный для меня Еленой два месяца назад по случаю приглашения на рождественский обед в доме барона фон Штивальски, поместье которого Зюхингерн находилось примерно в миле от Лотингена, был, возможно, не по сезону легок, но никому никогда не пришло бы в голову усомниться в качестве его материала. Впрочем, даже видя это, владелец лавки выбежал на мостовую, кланяясь и приглашая нас войти и примерить одежду, «в которой вам будут не страшны испытания в самых холодных морях», — провозгласил он с некоторой помпезностью. Скорее всего мы были чуть ли не первыми покупателями, которые приблизились к его заведению за целый месяц.

Я улыбнулся и сказал:

— Спасибо, не надо.

— Вам, господа, отдам за полцены! — крикнул он нам вслед.

— Дела здесь, видимо, идут совсем плохо, — заметил я сержанту, когда мы прошли дальше, сопровождаемые на всем пути зазывными криками торговцев.

— Да уж какое там, сударь. Не только здесь, но почти повсюду в городе. По утрам магазины открываются, — ответил он, — а к трем большей частью уже закрыты. С наступлением темноты никто не выходит на улицу. На овощном рынке рядом с собором где-то около полудня народ все-таки собирается, ну и на рыбном рынке на Штуртенштрассе пока еще довольно оживленно, в зависимости от уловов, хотя, конечно, далеко не так, как бывало прежде. Вот посмотрите, сударь!

Сержант Кох взмахнул рукой. Мы повернули на широкую, выложенную булыжником улицу Балтийскштрассе.

Впереди, на расстоянии примерно пятидесяти ярдов я заметил двух хорошо одетых господ, шедших в том же направлении, что и мы. На противоположной стороне улицы служанка в холщовом чепце и переднике в красную полоску яростно сметала снег со ступенек элегантного особняка. Еще одна служанка примерно в таком же одеянии с накрытой корзиной под мышкой зашла в следующий дом и захлопнула за собой дверь. Кроме них, на улице больше никого не было. Мертвую тишину вокруг не нарушали ни лошади, ни повозки, ни экипажи. Вокруг не было ничего, на что можно было обратить внимание.

— О чем вы? — переспросил я Коха.

— Балтийскштрассе когда-то была самой оживленной улицей в Кенигсберге, сударь, — произнес он взволнованно. — Еще год назад вы не смогли бы пройти по ней, не столкнувшись с кем-нибудь.

— Но куда же подевался весь народ?

— Все заперлись у себя в домах, — ответил Кох, — и ждут поимки убийцы.

— Наверное, вы правы, — произнес я с тяжелым вздохом. Прежде я и не думал о том, что, соглашаясь заняться расследованием преступлений, я автоматически принимал на себя ответственность за восстановление нормальной жизни в Кенигсберге и за защиту жизни и благополучия потенциальных жертв. — Есть ли какие-нибудь новости сегодня, Кох? — спросил я, внезапно подумав, что могу показаться своему спутнику слишком молчаливым и отчужденным.

— Генералом Катовице мобилизованы все мужчины моложе тридцати пяти лет, имеющие военную подготовку, герр Стиффениис, — ответил Кох с обычным для него задором. — Это еще одна причина, по которой город так опустел. Генерал хочет организовать постоянное неусыпное наблюдение за всеми известными неблагонадежными субъектами, иностранцами и другими чужаками.

— А список имеется?

— Полагаю, что да, сударь.

— Вы не могли бы предоставить мне копию?

— Постараюсь, сударь. Не ручаюсь, правда, что он будет полным. Гостиницы проверить несложно, — Кох явно запыхался, с трудом поспевая за мной; его слова сопровождали густые клубы пара изо рта, — но вот район порта — совсем другое дело. Вы сами это увидите, сударь. Люди постоянно то прибывают, то уезжают, и хозяева, как правило, не заносят их имена в журнал постояльцев. Вас попросили вписать имя в «Балтийском китобое» только потому, что знали, кто вы такой.

— Мне нужны имена всех приезжих, кто провел в городе хотя бы одну ночь в течение последних двух недель, сержант, — уточнил я свою просьбу довольно резким тоном. — И нашу охоту за убийцей неплохо было бы начать именно с «Балтийского китобоя». Там остановились двое французов с компаньоном-немцем, выдающие себя за торговцев. Мне бы хотелось выяснить о них побольше.

Несколько мгновений Кох молчал.

— Вы хотите подвергнуть их допросу, сударь? — спросил он мрачно, словно вынужденный облечь в слова то, что я не осмелился произнести вслух.

— Ради Бога, нет! — воскликнул я. — Я вполне разделяю страх перед толпой, который испытывает генерал Катовице. Мы должны научиться управлять без излишней жестокости. Если эти преступления в самом деле имеют политический характер, важно усыпить бдительность террористов. Устроите допрос одного — и весь город узнает о наших намерениях. Говоря, что хочу узнать о них побольше, я имел в виду, что вам следует провести конфиденциальные беседы с владельцами гостиниц. Выспросите их о подозрениях, которые у них появились по поводу кого-то из постояльцев, задайте вопросы насчет того, не сталкивались ли они в последнее время с чем-то необычным. Ведь полицейские должны владеть соответствующими методами, не так ли?

— Именно в этом и будет заключаться ваш подход к расследованию, сударь?

— Что вы имеете в виду, Кох?

— Политику, герр Стиффениис. Одна лишь мысль о возможности вторжения сюда французских головорезов способна до смерти перепугать любого жителя Кенигсберга. Если существует хоть малейшая возможность чего-то подобного, следует немедленно известить генерала Катовице. И государя тоже…

Я резко остановился и повернулся к нему:

— О чем, Кох? Нам нечего им сообщить. Бонапарт пока себя никак не проявил. Возможно, конечно, что засланные сюда агенты пытаются расшатать ситуацию в стране и используют террористическую тактику, чтобы запугать население, но ведь эту гипотезу нужно еще доказать. Могут существовать и другие варианты.

Кох высморкался.

— Позвольте спросить, какие другие варианты вы имеете в виду, сударь?

Вопрос застал меня врасплох. Действительно, какие варианты?

— Ну, сержант, — начал я, возобновив нашу прогулку, — один из них вы сами озвучили вчера в экипаже.

— В самом деле, сударь?

— Вы упомянули дьявола.

— Но вы ведь сами, сударь, высмеяли мое предположение, — возразил Кох, всматриваясь мне в лицо, чтобы удостовериться, не вздумал ли я шутить.

— Я не вправе исключать никакие гипотезы, Кох, — с улыбкой ответил я. — Какой бы абсурдной ни казалась данная идея мне лично.