Елена Муравьева - ЖИЗНЬ в стиле С

В очередную пятницу Надин отправилась на «смотрины». Часам к четырем у ворот останавливался шикарный экипаж. С подножки красуясь спрыгнул высокий мужчина в шляпе с широкими полями, укрывавшими лицо, небрежным жестом отпустил извозчика, поздоровался с дворником.

— Посторонись… — заорал Иван, выбегая из-за угла, и, якобы не вписавшись в узкий тротуар, что было силы, толкнул худого. Тот гневно обернулся и выругался в полголоса. Мгновение Надин смотрела на ненавистное лицо Арсения, затем слово в слово повторила грязные слова.

С ними на устах она вернулась домой, с ними уснула, с ними не расставалась весь следующий день.

Олиным любовником был Арсений. Человек страшный, беспринципный, подлый. Самое страшное, самое отвратительное, самое унизительное воспоминание в своей жизни Надин связывала с Арсением Стоило подумать, что подобная участь ждет Олю, как от страха кружилась голова, а от ненависти сжималось сердце.

Девочку следовало вытянуть из этого болота любой ценой.

Два следующих дня Надин с маниакальным упорством искала, что можно противопоставить пагубному увлечению племянницы. И неожиданно нашла. В камине чудом сохранилось обгоревшая, но вполне годная к прочтению страничка письма из Москвы.

«Оленька, девочка моя ненаглядная, — писал адвокат Снегирев. — Ты игнорируешь мои письма. Это справедливо. Я виноват. Я подлый, мерзкий. Я ничтожество. Я изменил тебе. Обманул твои ожидания и надежды. Но пойми, это была слабость, минутная пустая слабость и она больше никогда не повторится. Эта женщина пришла ко мне и в уплату предложила себя. Я не устоял. Я весь день вспоминал наше свидание, потому поддался соблазну и предал твое доверие. Ты отдала мне чистоту, а я изменил тебе, но это пустое, я люблю тебя больше жизни…»

— Вот, сволочь, — рассмеялась Надин.

«Ты отдала мне свою чистоту…» — фраза значила и много, и мало, Надин снова рассмеялась. Олька отчаянно флиртовала со Снегиревым. И возможно, заигралась, «отдала чистоту». Слава Богу, взмолилась Надин. Мысль, что первым мужчиной у Оли был подонок и мерзавец Гурвинский, жгла ее огнем.

«Что ж, раз у Оли со Снегиревым зашло так далеко, я имею полное право вмешаться», — разрешила себе Надин и написала адвокате письмо. В ожидании ответа, она не находила себе места. Племянница каждую среду и пятницу наряжалась, прихорашивалась, душилась и уходила. Надин оставалась и представляла, как Арсений раздевает Олю, укладывает в постель, целует, занимается с ней сексом и толкает, толкает, толкает к последней черте, за которой Ольгу ждет смерть.

Однажды вечером племянница заявила:

— Надюша, прости меня, пожалуйста.

— За что, моя хорошая? — вскинула брови Надин.

— За дурацкое поведение. Я была несносной, я боялась, что вы снова отложите свадьбу, и папенька снова будет страдать.

— Глупая девочка. Разве свадьбой определяется счастье? Мы с Пашей любим и уважаем друг друга. Мы вместе, остальное — мелочи.

— Нет, — возразила Оля. — Папенька думает совсем не так. Он только ради тебя придерживается прогрессивных взглядов, а на самом деле осуждает гражданские браки. Для него венчание очень важно. Он от тебя без ума и теперь совершенно счастлив. Я за него, наконец, спокойна.

Последняя фраза прозвучала зловеще.

— И за тебя тоже, — продолжила Ольга грустно. — Я знаю, как ты его любишь.

— Вот и хорошо.

— Еще я хочу тебе сказать: я тебя очень люблю.

— Я тебя, мой зайчик, люблю в сто раз больше.

Ольга рассмеялась невесело. И незаметным движением вытерла слезы.

«Господи, что она замыслила? Неужели, — испугалась Надин, — она собралась убежать из дому!»

— Ладно, лиса, — стараясь скрыть волнение, произнесла с нарочитым сожалением. — Забирай парижскую шляпу, грабь тетку.

Ольга кивнула.

— Спасибо, не надо. — И стремительно выскочила из комнаты.

Дурацкая шляпа стала последней каплей, переполнившей чашу терпения. Надин запаниковала. Когда-то накануне своего побега она тоже ластилась к маменьке и отцу, не отходила весь вечер от Ларисы. Понимала, стерва малолетняя, как будут страдать родные, обнаружив ее исчезновение.

От отчаяния, беспомощности, безнадежности Надин хотелось выть. Она знала: убеждать и уговаривать бесполезно. Оля ничего сейчас не понимает, она не принадлежит себе, она как натянутая стрела, нацелена в новое и неизведанное. Нет слов, способных на нее повлиять. Нет запоров, способных удержать. Есть только всепоглощающее стремление вырваться на свободу, есть дикая жажда свершения и бездумная ненависть к привычному укладу жизни. Иного в суженном сознании не существует. Иное появится позже с опытом, возрастом и набитыми шишками. Если это «позже» будет в Олиной жизни. Если ее не разорвет динамитный снаряд, не убьет полицейская пуля, не задавит петля палача. Многие, большинство, уверовавших в революцию, так и не попали в «позже», не повзрослели, не поумнели, так как погибли слишком юными.

С этим Надин не желала мириться. Она не желала отдавать Олю темным силам, она собиралась бороться за племянницу, потому с трудом дождавшись нужного дня, решительно подняла телефонную трубку.

— Барышня, соедините меня с абонентом, проживающим по адресу Садовой 25, квартира 6. Да, конечно, аппарат есть. Зачем бы иначе я к вам обращалась.

— Алло, инженер Басов? Я бы хотела с вами встретиться. Полагаю, вы меня узнаете. Ах, заинтригованы? Прекрасно. Я вас не разочарую. В три часа дня будет удобно? Значит, до встречи.

— Валя, — Рощин смущенно теребил край занавески и не отрывал взгляд от окна. — Мне кажется, у меня проявляются нездоровые наклонности. Я имею в виду сексуальную патологию.

Валентина вздохнула. Брат-писатель — нелегкое бремя.

— С виду ты совершенно здоров.

— У меня странное отношение к Маше, — Андрей говорил глухо, натужно выжимая из себя слова. — Возможно, девочке не следует оставаться со мной наедине.

— Что ты несешь?! — не выдержала Валентина Петровна.

— Да, Валечка, меня влечет к Маше. Она садится ко мне на колени, прижимается головенкой к груди, и я чувствую, как внутри меня шевелится страсть. Я начинаю целовать ее волосы, глажу руки, ноги. Мне хочется все время ее трогать, и я не могу удержаться: шарю ладонями по ее тельцу. Мне хочется ее целовать, хочется брать в рот пальчики, хочется кусать за попку.

Рощина облегченно вздохнула. Ох, эти наивные мужчины.

— Другие симптомы есть? Более агрессивного плана? — спросила участливо.

— Нет. Пока я контролирую ситуацию, — признался новоявленный маньяк

— Андрюша, ты говоришь страшные вещи. — Валентина Петровна сделала несчастное лицо. — Если дело обстоит действительно так — надо обратиться к психиатру. Медицина творит сейчас чудеса. Укольчики, массажик, электрошок и ты себя не узнаешь.