Ольга Сухаревская - Горе побеждённым

- Ночью доктор сам отвёз его домой, так как Алексей Алексеевич мотал головой и ни за что не соглашался ехать в больницу. Дал понять, что отлежится дома.

- Он уже мог с вами разговаривать? Значит, у него дурнота прошла?

- Нет. Он всё время был заторможенным, ходить не мог и, по-прежнему, языком не владел, а только мычал и кивал головой. Его вынесли из клуба на руках, – староста задумался и добавил: - Свой алмаз Поливанов никогда не снимал с руки. Это у нас все могут подтвердить. Вот хоть, граф, скажите…

- Точно так, - вступил в разговор Брюмер. – Поливанов никогда не снимал с пальца эту драгоценность. Даже, когда его просили показать чёрное сердце, он делал это с удовольствием, но только с руки.

- Чёрное сердце? – спросил Собакин.

- Вы его не видели? - удивился князь. – Помилуйте, его вся Москва посмотрела. Камень многих тысяч стоит, хоть и с дефектом. Этот алмаз не постоянно переливается, как бриллиант, но если его повернуть, то вдруг вспыхивает очень ярким светом да так, что глаза слепит. Внутри камня есть чёрное пятно по форме похожее на сердце. Алексею Алексеевичу кольцо завещал его дядя, ныне покойный князь Глебовский. Он привёз его из Франции года четыре назад и вскоре умер.

- Господин Поливанов женат?

- Холост и родни никакой. Поэтому, князь совершенно безбоязненно отдал племяннику в наследство кольцо.

- Безбоязненно?

- Видите ли,- пустился в объяснения Брюмер, - их сиятельство был уверен, что этот алмаз приносит счастье и исполняет тайные желания своего владельца, но только при условии, что этот человек одинок. В противном случае, близким владельца кольца грозит неминуемая смерть. Такая, знаете ли, в камне присутствует ревность. Откуда князь это взял – я не знаю и, как приобрёл драгоценность, я тоже не ведаю. Он мне говорил, что сам пострадал от этого «Чёрного сердца», хотя поначалу, не верил в его мистику. После приобретения диковинного кольца, у него здесь, в Москве, в это же самое время скончалась от сердечного приступа родная сестра – мать Поливанова – нестарая ещё женщина. Князь очень сокрушался и винил во всём «Чёрное сердце». Узнав, что его племянник остался один-одинёшенек и не собирается жениться, он оставил ему на счастье кольцо.

- Ну и как, господин Поливанов стал счастлив? – спросил сыщик.

- Счастлив – не знаю, но удачлив – точно. С ним у нас не только в карты, а и в лото никто не садится играть.

- Зовите сюда официанта, который обслуживал Поливанова, – вздохнул Собакин. – Спустимся на бренную землю и послушаем человека, надеюсь, далёкого от мистики.

Прибежал фрачный официант: невзрачный брюнет, зализанный на косой пробор, по-английски, с прозрачными серыми глазами на белом, без кровинки, лице.

- Как прозываешься, мил человек? - спросил его Вильям Яковлевич.

- Иваном Матвеевым.

- Давно здесь служишь?

- Шестой год.

- Взыскания были?

- Никак нет.

-Где раньше трудился?

- На Воздвиженке, в Охотничьем клубе.

- Почему оттуда ушёл?

- Меня сюда переманили. Здесь престижнее и платят больше.

- Когда и где ты вчера увидел Поливанова в первый раз?

- Часов восемь было с минутами. Точнее не скажу: к вечеру уже забегался. Они меня подозвали к себе на парадной лестнице и заказали ужин на девять часов во «фруктовой», на две персоны.

- Кто был вторым?

-Не могу знать. Господин Поливанов были одни-с.

- Что он заказал?

- Только холодное: окрошку, заливную осетрину, мясное ассорти, французский сыр. И по мелочи: маслины, огурчики, зелень. Из вина: венгерское.

- Ты присутствовал, когда он ел?

- Был-с, но и отходить приходилось. Они велели мне принести другой сыр. Вместо обыкновенного Реблошона , им захотелось такого же, но фруктового и непременно с виноградом. Нам эти сыры недавно доставили на пробу.

- Про нас говорят, - похвастался Шаблыкин, - что «сначала пробуют в Английском, а уж потом едят цари».

- Ещё, господин Поливанов потребовали, - продолжал официант, - чтобы я им подал другой прибор. Вроде бы, нож оказался недостаточно острым.

- Кто ещё ужинал в этой вашей «фруктовой»?

- При нём-с - никто. Господин Поливанов вчера были-с последним. Лето – не сезон, да и поздно. У нас, знаете ли, после двенадцати ночи штрафы берут почасовые за неурочное обслуживание и нахождение в клубе.

- К Поливанову подходил кто-нибудь, пока он ужинал?

- Подходили-с. Господин Островерхов присели к столу. Они поговорили промеж собой минут десять и капитан ушёл. И больше я никого ни в зале, ни около Алексея Алексеича не видел-с.

- Кто такой Островерхов? – обратился Собакин к старшинам.

- Островерхов Пётр Григорьевич, капитан Павловского лейб-гвардии полка. Известный по Москве повеса, картёжник и дуэлянт – с неудовольствием ответил Сокольский. – В тот день он был в клубе и уехал часов в десять со своим однополчанином, Тохтамышевым, который был записан у нас, как его гость.

- А что ты скажешь, Иван, было кольцо на Поливанове после того, как ушёл Островерхов?

- Не могу знать, не присматривался. Ни до, ни после.

- Как так? Вот его сиятельство утверждает, что камень может так сверкнуть, что глаза слепит, а ты говоришь: «не знаю».

- Извиняюсь, конечно, но по моей работе у меня и без алмазов к вечеру из своих глаз искры сыплются, – с обидой в голосе ответил официант. – Я заступил на службу в тот день в половине восьмого утра и к полуночи был уже больше шестнадцати часов на ногах, без передыху.

- Понятно. Продолжай, Ваня, – мягко пресёк его стенания сыщик. – Может, всё-таки, ещё кто-нибудь подходил? Вспомни.

- Точно не скажу, но возможно, господин Видякин.

- Кто это? – опять обратился Собакин к старшинам.

- Подмосковный помещик, член Охотничьего клуба (охотники имеют к нам доступ), известный устроитель псовых охот, – ответил Шаблыкин.

- Точно так, – добавил официант. – Их любой помещик знает и, даже нарочно выписывают к себе, когда намечается большой гон. Господин Видякин поставляют лучших псарей и собак всем заядлым охотникам.

- У него и прозвище соответствующее: Собачий царь, – уточнил князь. – Представляете, его даже самая злющая собака не кусает, а ластится, как не ко всякому хозяину. Проверяли многократно и даже пари держали.

- Этот ваш Собачий царь к столу Поливанова подходил? – обратился сыщик к официанту.

- Не могу знать. Я с ним столкнулся недалеко от дверей, когда первый раз пошёл на кухню за сыром.

- Кто ещё с ним разговаривал, когда он ел?

- Больше никово-с.

-Дальше.

- Когда я вернулся, господин Поливанов поужинали и сидели просто так, прикрыв глаза, должно быть отдыхали-с. Я подошёл к сервировочному столу, написал для них счёт за ужин, потом подошёл к ним рассчитаться. Они всегда расплачиваются налично и на свой счёт записывать не любят. Так вот. Я подошёл и вижу, что Алексей Алексеич как-то странно наклонились вперёд, прямо на прибор со специями, уксусом и прованским маслом, и так, что всё обракинулось и разлилось.