Лора Роулэнд - Интимный дневник гейши

Но привычка сохранять внешнее спокойствие была настолько сильна, что гости, казалось, ничего не заметили. Они распрощались и ушли, а Сано неподвижно сидел в одиночестве, сгорая от гнева, пока не очнулся от резкой боли в левой ладони. Он раздавил хрупкую фарфоровую чашку, из пораненной руки сочилась кровь.

— Простите, сёсакан-сама… — В комнату вошел слуга.

— Что тебе надо? — спросил Сано. Гнев отступил, и он чувствовал смущение, оттого что едва не утратил контроль над собой. После дела «Черного Лотоса» ему все труднее было держать себя в руках.

— К вам еще посетители.

В женской половине дворца стоял непрерывный шум от болтовни и лихорадочной суеты наложниц — они принимали ванны, одевались и прихорашивались. Мидори сидела в спальне матери сёгуна, госпожи Кэйсо-ин. Пока другие приближенные расчесывали ей волосы, Мидори наносила старухе на лицо смесь белой рисовой муки и сока камелии. Ее рука механически двигалась, но мысли уносились к Хирате. Он не пришел прошлым вечером, и часы, пролетевшие с тех пор, как она видела его во время миаи, казались вечностью.

— А-а-ай! — вскрикнула госпожа Кэйсо-ин, отпрянув от Мидори; ее круглое морщинистое лицо исказилось от боли. — Ты попала мазью мне в глаз. Ты что, не можешь работать внимательнее?

— Простите! — Мидори схватила кусок материи и протерла глаз своей госпоже, но Кэйсо-ин оттолкнула ее.

— Ты в последнее время такая рассеянная, — недовольно пробурчала она. — Я просто не выношу твоего присутствия. И пальцем указала на дверь. — Убирайся!

Радуясь, что ее отстранили от работы, Мидори выбежала из дворца. Она торопливо шагала через сад и вдруг увидела идущего навстречу Хирату.

— Хирата-сан! — крикнула она. Он улыбнулся, Мидори кинулась к нему в объятия и разрыдалась. — Я думала, что ты уже никогда не придешь. Я так боялась, что ты разлюбил меня.

— Откуда такие мысли? — нежно спросил Хирата.

В это раннее морозное утро весь сад был в их распоряжении, но он повлек ее к сосновой роще, где они много раз встречались раньше. Воздух благоухал чистым, резким запахом сухого винограда, земля была покрыта мягким одеялом сосновых игл, на котором они чувствовали себя так вольготно.

— Ты дрожишь, — заволновался Хирата, завернул ее в плащ и крепко прижал к себе.

Она, всхлипывая, наслаждалась его близостью.

— После того что наговорил мой отец, я была уверена, что ты возненавидишь меня.

— Я никогда не разлюблю тебя. — Хирата взял Мидори за плечи и посмотрел с такой искренностью, что сразу прогнал ее страхи. — Ты не виновата в том, что произошло в театре. — Теперь она заплакала от облегчения. — Пожалуйста, верь, моя семья не замышляет ничего плохого против твоей семьи. С чего твой отец взял, что мы его враги?

Сгорая от стыда, Мидори отстранилась от Хираты и отвела взгляд.

— Он сильно огорчается, когда речь заходит о клане Токугава и всех, кто с ним связан, — прошептала она. — Из-за того, что они сделали с его кланом в прошлом.

— Понятно. — Хирата явно не понимал, почему правитель Ниу возмущается тем, что другие даймё принимали как должное. — Он и в самом деле мог бы убить моего отца?

Мидори зашлась в рыданиях.

— О! — Хирата был потрясен. — Он всегда такой?

— Не всегда. — Если бы Хирата знал, что у отца частенько бывали вспышки и похуже! — Как ты думаешь, твой отец еще гневается? — робко спросила она. — Он теперь настроен против меня?

— …У меня не было возможности с ним поговорить.

Она поняла, что Хирата пытается скрыть от нее неприятную правду, и очень испугалась: ведь их свадьба казалась теперь менее вероятной, чем когда-либо, хотя медлить больше было нельзя. Мидори ежедневно страдала от тошноты и неудержимо полнела вместе с растущей в ней новой жизнью.

— Что же нам делать? — всхлипнула она.

— Быть может, если мы немного подождем, все уляжется само собой.

Он говорил без всякой надежды, и Мидори встревожилась.

— Сколько придется ждать?

— По крайней мере, несколько дней. А лучше месяц.

— Месяц! — К тому времени беременность будет очевидна всем. Мидори боялась, что ее бесчестье еще сильнее настроит обе семьи против брака. — Это слишком долго! — Ее голос истерически зазвенел. — Мы немедленно должны что-то придумать!

— Если прямо сейчас заговорить об этом, можно окончательно все испортить. — Хирату озадачило ее волнение. — Мы должны набраться терпения.

— Я не могу!

— Не расстраивайся! — Хирата обнял Мидори и погладил по волосам, лицу, спине; объятия становились все крепче. — Успокойся…

Нежные прикосновения, столь приятные раньше, теперь встревожили Мидори.

— Нет! Не нужно! — вырвалась она.

— Прости, — повинился тот. — Прости меня.

Мидори видела, что он не понимает ее холодности и это его ранит. Но она боялась рассказать ему о ребенке или позволить прикоснуться к себе и все понять. Хотя теперь не исправить того, что случилось, мысль о запретных удовольствиях была ей невыносима.

— Мне нужно идти, — сказал Хирата.

— Нет! Подожди! — Мидори припала к нему и снова расплакалась.

Он осторожно обнял ее, но в его словах звучала решимость, вселившая в Мидори надежду.

— Я скоро вернусь. Не тревожься. Я найду способ все уладить.

Хирата слез с коня у деревянной доски объявлений, установленной возле моста Нихонбаси. Под взглядами пешеходов, непрерывной вереницей движущихся через мост, он пришпилил к доске объявление: «Всем, кто видел, слышал или знает о любом человеке с Хоккайдо, живущем или жившем в Эдо, следует сообщить эту информацию сёсакану-саме его превосходительства сёгуна».

Разгладив объявление, Хирата нахмурился — он много часов обшаривал чайные домики в Суруге в поисках госпожи Глицинии и ее любовника, но никого не обнаружил и уже начал сомневаться в пользе многочисленных объявлений, которые расклеивал по пути. Уставший, замерзший и проголодавшийся, он купил у проходившего торговца чаю и коробку суши и уселся на перила моста.

По каналу под ним проплывали баржи. Люди толпились среди лотков рыбного рынка, расположенного на берегу. Во влажном сером воздухе висел запах гниющей рыбы; чайки с криками чертили затянутое облаками небо. Хирата ел, а его душу томили проблемы, связанные с любовью и работой. Вряд ли стоило надеяться, что время излечит оскорбление, нанесенное отцу правителем Ниу, а если Хирата не найдет любовника госпожи Глицинии, то им с Сано, возможно, так и не удастся раскрыть дело об убийстве.

Движение на мосту отвлекло Хирату от мрачных мыслей. Он всмотрелся, что там происходит, и настроение сразу улучшилось. У мужчины, приближавшегося к Хирате, были жесткие черные волосы, переходившие в покрывающую щеки, подбородок и шею густую бороду. Глаза-бусинки зыркали из-под лохматых бровей. Теплый хлопчатобумажный плащ был слишком велик для его маленького тела. В похожей на лапку руке он держал конец веревки, другой конец которой охватывал шею крупной коричневой обезьяны с красной скалящейся рожицей. Прохожие смеялись, указывая на мужчину с животным, и шутили.