Саймон Ливек - Демон воздуха

— Может, отпустишь мои волосы? Больно же! — как-то по-детски жалобно запротестовал Проворный.

Я еще раз больно дернул его за хвост и отпустил.

— Не вздумай что-нибудь отчебучить, — предупредил я. — Нам с тобой поговорить надо.

— Пожалуйста, — охотно согласился он. — Я вроде слышал, ты ищешь Лилию?

Будь он угрюмым и мрачным, окажи он сопротивление, я бы еще мог выслушать его, но этот его миролюбивый тон меня раздражал.

— Вопросы задавать буду я! — сурово отрезал я. — Сначала ты мне расскажешь, какого черта вы меня похитили!

— Мы не хотели сделать тебе ничего дурного! Нам просто надо было поговорить!

— Что значит «не хотели сделать ничего дурного»? А зачем тогда держали нож у моего горла? И как насчет того трупа в канале? Этому человеку вы тоже не хотели сделать ничего дурного?

— Какого еще трупа?! — Он нахмурился, изображая удивление.

— Того самого, что мы выловили вчера вечером в канале прямо перед домом главного министра. Того самого трупа с небольшеньким посланьицем для меня. Трупа, из-за которого меня чуть не нарядили в колодки. Мне еще повезло, что я не сдох, как один старик, по вашей милости лежащий теперь мертвым в доме моего хозяина.

— О чем ты толкуешь?

— Да ладно, брось притворяться! Ты все понимаешь! И прекрасно знаешь, откуда на этом трупе было столько ран и ожогов — точно таких же, что и на том несчастном, которого Сияющий Свет заставил изображать омовенного раба. Или будешь утверждать, что и про это тебе ничего не известно?

К моему удивлению, он и не думал возражать, только пробормотал, глядя себе под ноги:

— Послушай, не я все это придумал. Разве мог я знать, что все зайдет так далеко? Я-то рассчитывал, они заговорят, как только увидят кактусовые шипы да огонь у себя перед носом…

— Кто это «они»? — спросил я. — Ты имеешь в виду колдунов? — Моментально спохватившись и вспомнив, что нахожусь в общественном месте — пусть окружающие и поглощены игрой, — я понизил голос. Шептаться было противно и неудобно — я сразу почувствовал себя каким-то заговорщиком. — Тех людей, что исчезли из темницы Куаукалько? Где они сейчас?

Он вскинул голову и как бы невзначай оглянулся через плечо.

— Этого я тебе сказать не могу.

— Ну что ж, тогда скажешь самому императору! В тюрьме-то тебе приходилось бывать? Хочешь, опишу тебе в красках, каково там?

— Но я действительно не могу тебе этого сказать!

— Ладно. Где твой отец?

— Мой отец?! — удивился парень.

— Да, твой отец. Туманный.

— Мой отец? — еще раз проговорил он едва уловимым шепотом и почему-то вдруг засмеялся.

Он хихикал, прикрыв рот ладошкой, а я недоуменно смотрел на него. Я был настолько сбит с толку, что даже не подумал треснуть его по затылку или хорошенько встряхнуть. Проворный все еще продолжал веселиться, когда в игре что-то произошло и рев зрительских трибун заставил меня оглянуться на поле. Я даже вскочил, как и все вокруг.

Далеко не сразу я разобрался, в чем дело, — оказывается, мяч все же достиг своей цели и прошел через каменное кольцо в стене.

Потрясенная толпа притихла.

Я повернулся к Проворному, но он исчез — проскользнул среди множества стоящих ног, словно водяная змея между густыми стеблями тростника.

В былые времена для побежденной стороны поражение значило бы куда больше, чем просто проигрыш в игре. Предводитель команды уж точно оказался бы на вершине ближайшей пирамиды, и последнее, что он увидел бы на земле, — это вымазанное сажей лицо жреца, наклоняющегося вырывать у него из груди сердце.

Мне же довелось жить в более цивилизованные времена, когда проигравшую команду просто изгоняли с позором с поля, подальше с глаз разъяренных болельщиков. Теоретически победители имели право забрать себе одежду проигравших, а также все ставки болельщиков, но на практике такое случалось редко.

Преследовать Проворного не имело смысла. Я надеялся, что найду его где-нибудь бездыханным, затоптанным толпой, поэтому просто ждал, когда все разбредутся.

Когда трибуны опустели, я встал и взглянул на поле. Там толпились победители, чем-то явно озадаченные.

— Поздравляю! — выкрикнул я со своего места.

Один из игроков — как мне показалось, предводитель — посмотрел на меня как-то жалобно:

— Послушай, нам правда жаль. Мы вовсе не хотели, чтобы так вышло!

Подобрав со скамьи свой плащ, я уже собирался уйти, но теперь остановился.

— Ты это о чем?

— Ты, наверное, много проиграл? Но это не мы виноваты. Это не мы забили мяч. Это боги… Тескатлипока.

Чихнув от пыли, я крикнул:

— Да ладно переживать!.. Я ведь даже не…

Не обращая внимания на мои слова, другой игрок прибавил:

— Мы не предполагали, что мяч туда попадет.

— Да и мяч был почему-то жестче, чем обычно.

В их голосах слышался неподдельный страх. Может, они боялись, что толпа, сейчас преследующая проигравших, вскоре вернется разобраться с теми, кто забил мяч в кольцо. Но мне показалось, что они испуганы чем-то еще. Всемогущий Тескатлипока, непостоянный и капризный повелитель случая, вмешался в их судьбы и, возможно, изменил их навсегда. Я понимал ощущения этих бедолаг, ведь Тескатлипока столько раз изменял и мою жизнь, и редко в лучшую сторону, — но я догадывался, что их отчаяние и страх были сейчас гораздо сильнее моих.

— Это чистая случайность, а вовсе не наше мастерство! Мы не хотели забивать мяч в кольцо, просто играли на очки.

— Слушайте, давайте уйдем отсюда, — предложил предводитель и посмотрел на меня: — Можешь оставить себе свою одежду. Если хочешь, можешь оставить себе даже свою ставку.

— А я ничего не ставил, — сообщил я.

— Не ставил? — На лице его я заметил выражение облегчения. — Ну и хорошо!

Они начали подниматься по ступенькам, ведущим с поля, тихонько переговариваясь между собой, решая, как донести до дома выигранное добро так, чтобы по дороге его не отняли бывшие владельцы.

Я спросил у них про Лилию — вдруг кто-нибудь случайно видел ее?

Предводитель рассмеялся мне в ответ:

— Ты шутишь? Нам бы за мячом углядеть, не то что за какими-то девчонками!

Остальные дружно рассмеялись, но один, самый юный, вдруг остановился и задумчиво приложил палец ко рту.

— Не скажите, я видел тут одну. — Он с тревогой посмотрел на недовольного предводителя и торопливо прибавил: — Я заметил ее только потому, что она была здесь единственной женщиной и выбивалась из толпы. Да притом она не из каких-то дешевых свистушек. Как мне показалось, средних лет, одета скромно — видать, жена простолюдина или торговца.

Я перестал дышать.

— И где она?

Паренек стыдливо опустил голову:

— Не знаю. Когда я последний раз смотрел на трибуны, она уже ушла.

Я снова задышал.