Саймон Ливек - Демон воздуха

Она бросила на меня суровый, резкий взгляд:

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего, — поспешил сказать я, напуганный ее холодным тоном. — Я знаю только, что один из узников побывал в руках Сияющего Света, а другой — у Туманного и Проворного. И обращались с обоими пленниками одинаково, схожими способами истязали перед смертью, только вот не пойму зачем. И мое имя… При чем здесь оно?.. — Меня сразил новый приступ мучительной головной боли, перед глазами все помутилось.

Женщина поспешно поднялась.

— Тебе нужно отдохнуть.

— Да, но…

— А у меня есть дела, — закончила она непререкаемым тоном.

Она пошла прочь, и тут я кое-что припомнил.

— Лилия!

Она остановилась:

— Что?

Она смотрела на меня, сурово сдвинув брови и сосредоточенно поджав губы, словно пыталась предугадать, каковы будут мои следующие слова.

— Спасибо, что спасла мне жизнь, — произнес я.

В обязанности Лилии входило будить по утрам своего ленивого отца, не любившего просыпаться рано. Вскоре после того, как она ушла, старик появился во дворе, ковыляя под руку со слугой, с кислой миной на лице и тыквенной бутылью, полной вина.

— Ой, только не под деревом! Там сучок есть, он мне в спину тычет. Посади-ка меня лучше у стены, рядышком вон с тем рабом.

Когда слуга удалился, старик вытащил маисовую пробку из горлышка бутыли, приставил его ко рту и довольно зачмокал. Потом он повернулся ко мне, дыхнув винным перегаром.

— Так ты, выходит, еще здесь? Что ж, видать, приглянулся ты моей дочке. Значит, и мне надо быть с тобой полюбезнее. На-ка вот, выпей!

Он сунул мне бутыль, которую мне так и хотелось вырвать у него из рук и осушить разом до дна.

— Давай, не стесняйся! — торопил он. — Ты болен, а я старик — оба имеем право приложиться!

Я посмотрел на бутыль и облизнул пересохшие губы.

— А почему ты так много пьешь?

Он задумчиво отхлебнул, потом сказал:

— Ты собак держишь?

— Сам нет, а хозяин мой держит. Но отец держал, и брат старший. Почему ты спрашиваешь?

— А ты никогда не задумывался над тем, почему они все время лижут себе задницу?

Этот вопрос развеселил меня, но смех вызвал новый приступ болезненного кашля. Отерев слезы, я заметил, что старик неотрывно смотрит на меня своими затуманенными глазами.

— А потому лижут, что достать могут, — объяснил он как ни в чем не бывало. — Ну так как, теперь выпьешь или нет?

Грудь у меня ныла. Я решил, что таким образом подлечу ее, и тут же все встало на свои места.

Мои воспоминания об остатках того утра были затуманены болью и стариковым вином.

Когда пьешь, кажется, что время летит быстрее. Сам Добрый, вступив в тот возраст, когда пить разрешалось, предавался этому занятию с самозабвенной сосредоточенностью — такую мне прежде доводилось видеть на лицах совсем юных жрецов, разучивающих священные гимны.

Поначалу я еще помнил, как попал в этот дом и зачем разыскивал его дочь. Прежде чем меня совсем развезло, я попытался выудить что-нибудь из старика.

— Расскажи мне о своем внуке.

— А что рассказать?

— Азартной игрой он давно увлекается?

Старик нахмурился.

— Давно. Оно ведь, знаешь, как бывает: сначала они в детстве играют на бобы, а с них все и начинается. Но совсем серьезно все стало только последние пару лет.

— Когда он свел знакомство с Туманным? — предположил я.

Он смерил взглядом бутыль, прежде чем неохотно протянуть ее мне.

— Очень может быть.

— Ты хоть понимаешь, куда я клоню? — спросил я, отхлебнув. — Может, их связывает не только игра?

Его морщинистое лицо помрачнело.

— С чего ты это взял? — задумчиво спросил он.

— Ну вот взять хотя бы того раба, которого он принес в жертву, — объяснил я, с усилием выговаривая слова и жалея, что оба уже порядком набрались. — Я же видел, что было с этим парнем. Его пытали — били, жгли, кололи. Уж на кого-кого, а на омовенного раба он никак не походил. Я вообще сомневаюсь, что кто-нибудь дал бы за него мешочек какао-бобов — не то что пожаловал его в жертву богам. Но вот интересно: он ведь был такой не один. — И я пустился в подробное повествование о моем похищении, и о мертвом теле, выуженном из канала, и о замысловатом послании, оказавшемся при нем. Бутыль я поставил между нами и заметил, что старик ни разу не потянулся к ней за время моего рассказа. Он кивал в такт моим словам и, когда я закончил, сразу же заговорил.

— Значит, раб Сияющего Света и тот мертвец, к которому, как ты считаешь, имеет отношение Туманный, побывали в одних руках? — заключил он. — Но с чего ты это взял? Ты думаешь, мой внук решил расплатиться с долгами, отдав этого раба?

— Тогда все равно непонятно, почему его пытали. И откуда с самого начала взялись эти двое?

— И непонятно, чего от них хотели мучители, — прибавил старик. — И очень интересно, кто и зачем использовал твое полное имя. Как мой внук мог узнать его? Я просто ума не приложу. Вот про Туманного ничего не могу сказать. — Он задумчиво поглаживал горлышко бутыли. — Ты про все это у Лилии спрашивал?

— Мне показалось, она не хотела это обсуждать. Даже рассердилась.

— Меня это не удивляет. — Он жадно посмотрел на бутыль и вдруг присосался к ней. — Ты пойми: я с этим Туманным совсем не знаком! — проговорил он в промежутке между глотками. — Ни разу с ним не виделся. Знаю только, что Сияющий Свет вечно путается со всякой швалью. Пытали, говоришь? Ну что ж, очень похоже на правду. Они с моим внуком запросто могли такое сотворить.

— Как это? — недоуменно спросил я, наблюдая за тем, как он пьет.

— Потому-то дочка и расстроилась, — с горечью прибавил старик, оторвав наконец бутыль ото рта. — Мало того, мужа потеряла, но если еще сына предадут казни за насилие, то это уж будет слишком!

— Сияющий Свет и Туманный! Неужели они заодно?! — недоверчиво проговорил я.

— А почему бы и нет? Туманный имеет над ним власть, и дело не просто в деньгах. Я же говорил тебе, как он убеждал Сияющего Света перевезти куда-то все наше имущество. Все оно теперь перекочевало на склад Туманного. Еще раз повторяю: я никогда не встречался с ним, но, похоже, это такой же дрянной человечишка, как и мой внук. Помнишь, я рассказывал, что пьянство еще не самый главный его порок? — Он картинно помахал бутылью у меня перед носом. — И дело не только в этих азартных играх. У него всегда была жестокая жилка. Я как-то раз застукал его — он посадил в мешок собаку и индейку, должно быть, хотел посмотреть, выберется ли кто из них оттуда живой. Может, они устроили это кощунственное жертвоприношение, чтобы просто потешиться?

— И Лилии это известно?

— Ну, она же хорошо знает своего сына. Но говорить ей об этом неприятно, поэтому ты уж не обижайся. — Он взял бутыль и опрокинул последние капли вина себе в рот. — Если выяснится, что ее сын увлекался мальчиками вместо девочек, его ждет казнь, а нас позор. — Он повернулся ко мне и прибавил с невеселой усмешкой: — Вообще-то моей дочери о нашем разговоре лучше не сообщать. Она может убить тебя собственными руками — только бы ты молчал!