Бернард НАЙТ - Ищущий убежища

Корнуоллец и бровью не повел:

– Собаке собачья смерть, вот что я скажу. Если найдется добрый человек, который разрубит его на куски топором или мечом, я только удачи ему пожелаю.

Жестоким рассуждениям воина помешало появление Матильды, которая, прервав разговор с собеседницей из числа зрителей, приблизилась к Джону. Гвин, не питавший теплых чувств к жене коронера, что, вобщем-то, было взаимно, мгновенно исчез. Коронер отметил, что и дипломатичная Неста тоже незаметно растворилась в толпе.

– Для разнообразия ты, дорогой, кажется, в этот раз все сделал правильно, – заявила Матильда. Несмотря на довольно язвительные слова, тон ее был сравнительно доброжелательным, и Джон почувствовал, что на сей раз жена им явно довольна.

– Знаешь, мне жаль, что этот молодой человек отделался так легко, но законы прибежища и отречения являются нашей традицией с давних пор, – сказал он.

Матильда, впрочем, не считала, что Гервез де Бонвилль легко отделался.

– Он ведь потерял все, правда? Честь, положение, имущество и наследство, так ведь?

Муж подумал, что для Матильды перечисленные потери были гораздо страшнее смерти.

– У отрекшихся есть странная привычка– возвращаться, – мрачно предсказал он. – Даже если – упаси, Господи, – король Ричард умрет, в законе не сказано ничего по поводу продолжения ссылки после окончания его царствования. И вообще, многие из отрекшихся тихонько возвращаются в страну после того, как шумиха стихает.

– Уж это тебя не должно волновать, Джон. Ты с честью выполнил свой долг, и большего от тебя не требуется.

Они медленно шли по направлению к Сент-Мартин-лейн, но Джон никак не мог избавиться от гнетущего чувства тревоги и ответственности за несчастного преступника, тяжело бредущего сейчас по дороге на Плимут, чтобы найти там капитана корабля, который согласится доставить его во Францию.

Единственное, за что Джон мог похвалить себя, – это за то, что его ненависть к негодяю не повлияла на выбор порта. Тем не менее, ярость толпы, несмотря на ее недолговечность, заставляла его сомневаться в том, что де Бонвилль достигнет Плимута в добром здравии.

Погруженный в свои мысли, коронер не заметил, как они добрались до дома.

– Ты перекусишь сейчас или чуть позже? – осведомилась Матильда. – Мэри может что-нибудь приготовить, если ты голоден.

Проявляемая Матильдой забота о его благополучии была чем-то новым, и Джон сам удивился тому, как она его обрадовала. Не потому, что обнаружил в себе внезапно пробудившиеся чувства к жене; скорее, он невыносимо устал от непрекращающихся перепалок и ссор. И все же сейчас его больше занимали другие мысли. Он принял неожиданное решение:

– Нет, но я зайду переодеться – сменю плащ и надену другие сапоги.

Он сменил одежду на более подходящую для верховой езды и повесил на плечо перевязь для меча. Матильда поинтересовалась, куда он собирается.

– Прокачусь, посмотрю на нашего изгнанника – хочу убедиться, что он, по крайней мере, из города вышел живым.

Матильда остановилась на пороге, в недоумении качая головой, не понимая мужчину, делящего с ней кров и постель, а коронер поспешил в стойло и помог конюху надеть сбрую на огромного боевого жеребца Брана.

Через час после того, как с соборной площади отправился в путь Гервез, в сторону Западных ворот из своего дома выехал коронер.

Сгорая от желания как можно быстрее и дальше уйти от Эксетера, пока еще не уставший и не растерший ног Гервез де Бонвилль преодолел за этот час внушительное расстояние. Он довольно значительно углубился в лес, растянувшийся до самого Алфингтона, когда Джон, теперь не так сильно понукающий коня, заметил его.

После прошедшего ночью ливня дорога на Плимут была мокрой, однако грязи было не так уж много. На дороге никого не было, кроме одинокой фигуры человека в хламиде из коричневой мешковины, прижимающего к груди крест, словно талисман, отгоняющий злых духов, хотя, по мнению коронера, сам этот человек и являлся воплощением зла. Джон, не сокращая дистанции, следовал за ним, стараясь, чтобы Гервез его не увидел. Теперь, оказавшись, как казалось изгнаннику, вне пределов досягаемости законников-офицеров, до основания разрушивших его жизнь, Гервез мысленно перебирал возможные варианты своих дальнейших действий. Как ему следует поступить? Выбросить крест и податься в лес к разбойникам? Особого смысла в этом он не видел; значит, надо шагать дальше, пока он не дойдет до Тейвистока и не окажется вблизи родного поместья. Но что потом? Весть о его позоре наверняка достигла и его родного дома.

Гервез давно уже не видел Мартина, который, наверное, теперь проклинает и презирает его. Младший брат даже ни разу не навестил его, пока он пребывал в соборе под защитой церкви, заметным было и его отсутствие на утренней церемонии отречения. Мартин боготворил Гервеза и наверняка никогда не простит ему содеянного. Возвращаться в Питер-Тейви не имело смысла, поскольку его единственный настоящий союзник Болдуин мертв. А кузены, как хищные вороны, только того и ждут, чтобы наброситься на наследство и растащить его по кускам, так что ничего, кроме радости, его беда им не принесет. Им сейчас осталось разделаться с безвольным и уступчивым Мартином, младшим братцем, которому следовало избрать карьеру священника, потому что меч – не для него.

Он брел по дороге, неся перед собой крест, а когда деревянные подошвы начали постепенно растирать пятки и пальцы, Гервез понял, что пятьдесят миль до Плимута не станут легкой прогулкой, как ему казалось поначалу. Однако он решил, что должен добраться до порта и сесть на корабль, направляющийся во Францию. В Нормандии живут его дальние родственники, и, если слухи о его бесчестии не докатятся до их ушей, он может попытаться построить новую жизнь – все лучше, чем болтаться на виселице.

Он прошагал еще час, миновав деревню под названием Кеннфорд, где его осмеяли местные мальчишки и облаяли собаки. Навстречу проехали несколько телег, но возчики отворачивались, делая вид, что не замечают изгоя.

Сырая земля приглушала стук копыт Брана, и Гервез по-прежнему не подозревал, что в четверти мили за его спиной следует коронер.

Дорога сделала широкий плавный поворот, и в том месте, где лес подходил к самой обочине, де Бонвилль вдруг расслышал треск в гуще деревьев, но ничего, как ни старался, рассмотреть не смог. Чувствуя себя беззащитным без меча или хотя бы дубинки, он понимал, что не сможет противостоять любому нападению, но шум стих, и Гервез продолжил путь, хотя волосы на затылке шевелились от страха и напряжения.

Джон уже подумывал о том, что пора бы отказаться от обременительной роли сопровождающего и возвращаться домой – собственно, он пришел к выводу, что зря теряет время. Из-за поворота дороги изгнанник на время исчез из поля его зрения, но когда Бран вышел на прямой участок, ситуация резко изменилась.