Бернард НАЙТ - Чаша с ядом

Эдгар вновь принялся все отрицать, но на этот раз в голосе его зазвучала истерическая нотка – он понял, к чему все идет. Но солдат, стоявший позади него, ударил его под колени, и юноша распростерся на полу перед шерифом.

Ричард отступил на шаг и посмотрел вниз на молодого человека.

– Если ты откажешься признаться, закон дозволяет мне применить реinе forte et dure – пытку тяжелым грузом, чтобы освежить твою память, и не надо быть большим грамотеем, чтобы понять, что это значит.

Эдгар, стоя на четвереньках в грязи, поднял голову, и на лице его отразился ужас, он не верил своим ушам.

– Вы не можете пытать меня – мой отец подаст петицию королю, он сам вам так сказал.

– Король далеко, за морем. Твоему отцу потребуется не один месяц, чтобы добраться туда и найти его – если он вообще вернется, поскольку, похоже, его корабли имеют тенденцию тонуть. А мы с тобой находимся здесь и сейчас. У меня нет нескольких лишних месяцев.

Джон почувствовал, что пришло время вмешаться.

– Попытка убийства является уголовным преступлением, как и изнасилование. Вы не можете взять на себя ответственность решать этот вопрос методом упрощенного судопроизводства.

Ричард только злобно оскалился в ответ:

– Неправильно, сэр коронер! Фитцосберн подал иск на Эдгара за попытку лишить его жизни, и это дело будет завтра рассмотрено в суде графства. Никакие присяжные с функциями расследования и предания суду не обратились к королевским судьям с просьбой рассмотреть это дело, так что оно не касается короны. И сегодня я не пытаюсь решить дело испытанием, я просто стараюсь получить показания и улики с помощью общепризнанного метода пытки тяжелым грузом. Так что это не твое дело, Джон, разве только ты решишь вызвать его на судебный поединок или объявишь его вне закона, если он попытается сбежать. – Шериф с победным видом отступил на шаг.

Джон отчаянно старался придумать что-нибудь, но не мог найти законного возражения, даже несмотря на то, что королевские чиновники с большим неудовольствием относились к тому, что их полномочия нарушаются с помощью местных древних законов.

Де Ревелль махнул рукой в сторону Стиганда и его костра.

– Отведите его туда. Эта отвратительная старая свинья уже должен скоро раскалить свои железки, чтобы добиться желаемого.

Солдаты поволокли уже не протестующего, а просто вопящего от ужаса Эдгара под арку, туда, где жирный тюремщик, пыхтя он натуги, совал тяжелые железные прутья в самый огонь.

Шериф принялся расхаживать по комнате, оставив двух подмастерьев серебряных дел мастера дрожать в ожидании собственной ужасной участи, стоя между своими стражами. Николас из Бристоля, который не произнес ни слова с того самого момента, как его привели в замок, побледнел, но, тем не менее, равнодушно взирал на происходящее, и из уголка его перекошенного рта безостановочно струилась слюна.

У костра Ральф Морин что-то тихо втолковывал своему сержанту, потом оба подошли и негромко заговорили с шерифом, который нетерпеливо качнул головой. Подобно де Вулфу, Морин считал сегодняшнюю затею бессмысленной и вредной – не потому, что он имел что-либо против пытки как таковой, поскольку это был освященный веками метод поддержания закона, а потому, что считал ошибкой применять ее к сыну такого влиятельного человека, как Джозеф из Топшема.

Габриэль, повинуясь команде своего начальника, подошел вплотную к Эдгару и одним движением разорвал его тунику от шеи до пояса, спустив лохмотья с плеч юноши.

Эдгара, теперь уже истерически визжащего и вырывающегося из рук двух солдат, которые равнодушно удерживали его за локти, подтолкнули ближе к огню, Стиганд вытащил из костра прут и с профессиональным интересом принялся изучать раскаленную докрасна крестовину. Он плюнул на нее и с явным одобрением выслушал резкое шипение.

– Я спрашиваю тебя снова и в последний раз, Эдгар из Топшема, – нараспев протянул шериф, – ты признаешься в отравлении Годфри Фитцосберна?

– Да поможет мне Господь! Как я могу признаться в том, чего не совершал? – пронзительно выкрикнул молодой человек, видя, как внушающий омерзение тюремщик, удовлетворенный накалом своего прута, приближается к нему, нацелившись в грудь раскаленной крестовиной.

– У нас много железа – и костер горит хорошо, – небрежно заметил Ричард.

Клеймо оказалось уже так близко к телу молодого человека, что волоски у него на груди завернулись от жара, когда позади раздался крик:

– Стойте! Это не он. Он ничего не знает об этом!

Стиганд заколебался, и шериф сделал ему знак отойти. Все дружно обернулись и посмотрели в сторону входа, где между двумя стражниками стоял Николас из Бристоля.

– Отпустите Эдгара. Я признаюсь в отравлении – и во многом другом.

В сгущающихся сумерках Джон вышагивал рядом с Нестой по верху городской стены, протянувшейся между башнями Южных и Водных ворот. После трудного дня на постоялом дворе ей захотелось подышать свежим воздухом, и они прогуливались по бастиону за зубчатой стеной, подобно юным влюбленным, держась за руки. Погода улучшилась, и, хотя по-прежнему было холодно, в облаках на западе появились разрывы, сквозь которые заходящее солнце окрашивало горизонт в розовые тона. Неста намотала на голову зеленый шарф и надела толстую тускло-коричневую шерстяную накидку до пят.

– Они повесят его конечно? – спросила она, когда они остановились полюбоваться закатом.

– Скорее всего – а может быть, предложат ему, судебный поединок либо испытание огнем или водой. Кто-то все равно лишится жизни, так или иначе, – согласился Джон, обнимая ее за талию. – Но ситуация сама по себе странная, и все зависит от того, что случится с Фитцосберном.

Несколько мгновений они стояли молча, глядя вниз на огороды, принадлежавшие обитателям Роклейна. Справа от них высилась громада собора, а внутри городских стен дома всех форм и размеров, сбившиеся в кучи, выбрасывали струйки дыма в вечернее небо, пронзенное шпилями четырнадцати церквей.

– Не понимаю я всего этого, Джон, – наконец произнесла Неста.

Он принялся объяснять ей все сложности происшедшего:

– Предположительно серебряных дел мастер собирался подать иск против Эдгара за покушение на убийство, как заявил де Ревелль, хотя я не знаю, можно ли ему верить. Потом, когда Эдгар уже готов был под угрозой пытки раскаленным железом сделать ложное признание, Николас не выдержал и признался.

Неста сжала его руку.

– Должно быть, он был очень привязан к юноше, раз отдал за него жизнь.

– Мне кажется, многие ученики пробуждают отцовские чувства в своих учителях. Как бы то ни было, чертов шериф оказался в выигрыше – он заявил, что был уверен: Николас признается до того, как Эдгара начнут пытать, но я опять ему не верю. Я считаю, что Ричарду просто повезло: ведь если бы он заклеймил Эдгара каленым железом, Джозеф вышел бы из себя и причинил массу неприятностей де Ревеллю. – Он умолк и крепче прижал Несту к себе. – Если бы аптекарь промолчал, Эдгар признался бы в том, чего не делал, и был бы осужден. Теперь вместо него у шерифа есть Николас, но, думаю, шерифу все равно, кто виноват на самом деле, лишь бы только обвиняемый был у него в руках.