Николай Свечин - Пуля с Кавказа

– Дай мне свою винтовку и уезжай. Я заплачу тебе десять тысяч рублей.

Горец смотрел холодными глазами сквозь него и молчал.

– Сто тысяч! Могу собрать и больше, только не сразу! Отдай винтовку и кинжал…

Аз-Зазир молча отрицательно покачал головой.

– Пойми: там мои друзья. У тебя есть друзья? Ты бросил бы их в беде? Сейчас их жгут там калёным железом. Как же я уеду?

Словно в подтверждение его слов, со стороны пещеры раздался нечеловеческий крик боли – это кричал капитан Ильин. Алексей немедленно остановил коня и спрыгнул на землю. Дервиш сдёрнул с плеча винтовку и навёл на него.

– Ты не смеешь меня убить. Шейх этого не одобрит.

– Я выстрелю тебе в ногу. Могу попасть в кость – лучше не серди меня!

Лыков упрямо сделал два шага к горцу. Ещё столько же – и он допрыгнет. Аз-Захир щёлкнул затвором:

– Не дури.

Алексей, глядя прямо в дуло винтовки, сделал ещё шаг. Дервиш прицелился ему в ляжку. Вдруг сзади мелькнула большая тень, и горца словно ветром сдуло с седла. Он растянулся на камнях, а над ним невесть откуда появился Мелентий Лавочкин с занесённым для удара кинжалом.

– Не бей! – успел громким шёпотом остановить его Лыков. Казак послушно застыл, но руку с клинком не опускал. Он грозно пучил глаза и только ждал команды прикончить горца.

Алексей наклонился над поверженным дервишем, снял с него пояс с белым оружием [137], подобрал с земли винтовку, а с седла забрал патронташ. Аз-Зазир не сопротивлялся, молча глядя на коллежского асессора снизу вверх.

– Передай великому шейху мою признательность, которой нет границ. Тебе тоже спасибо – ты спас мою жизнь. А теперь уезжай.

Горец с достоинством поднялся, отряхнул черкеску и прыгнул в седло.

– Я оставлю твоё оружие у старосты аула Дагбах.

Аз-Зазир кивнул и быстро уехал прочь. Лыков обернулся к Мелентию.

– Спасибо и тебе. Ты как здесь оказался?

– Как мы с Панченковым прорвались, то и разделились. Он пошёл в Дидо, а я решил возвернуться, к вам пристать. Вот и пригодился!

– Ещё как пригодился, чертяка! Пойдём теперь, вызволим подполковника Таубе и капитана Ильина. Они в плену. А Даур-Гирей оказался предателем…

– Бусурманское семя… – пробурчал Лавочкин. – Ведите, вашвысокобродь. Выручим своих.

Лыков, взяв в руки заряженную винтовку, снова ощутил внутри привычную уверенность. Страх и растерянность прошли; он готов был теперь порвать врагов на части. Вдвоём они подкрались к пещере. На камнях сидели два абрека в драных бешметах и уплетали вяленую баранину. Короткое нападение – и оба пали под ударами кинжалов. Алексей закинул на плечо их ружья.

– Это для наших. Ты, Мелентий, со мной внутрь не ходи. Карауль выход. Кто чужой оттуда выскочит – бей без пощады.

– Есть, Лексей Николаич!

Лавочкин занял позицию за валуном. Лыков изготовил «бердану» и стремительно ворвался в пещеру.

Первым делом он сбил в костёр пару гревшихся возле огня разбойников. В глубине пещеры засуетились. Сыщик подскочил к сидящим на корточках Таубе и Ильину, мгновенно разрезал их путы, вручил по винтовке и открыл огонь над их головами по набегающим из темноты абрекам. Первым же зарядом он уложил на месте Малдая из Бахикли. Таубе оправился первым и через секунду поддержал его огнём. Вдруг сзади послышался шорох. Алексей обернулся: Лемтюжников с белыми от ярости глазами, с кинжалом в руке, набегал на подполковника. Сыщик уже ничего не успевал сделать… Но тут Ильин вскинул винтовку и точным выстрелом прямо в сердце свалил старого дезертира. Тот упал в шаге от Таубе. Барон посмотрел под ноги, оглянулся на Ильина и благодарно кивнул.

Русские прислушались. В глубине пещеры стало тихо; оттуда никто больше на них не нападал. Зато снаружи раздавались звуки сабельного боя.

– Капитан, держите пещеру на мушке, а мы с Лыковым разберёмся, что там, – скомандовал Таубе и побежал к выходу. Алексей заторопился следом – и чуть не споткнулся об распростёртое тело Лавочкина. Тот был разрублен одним страшным ударом от правого плеча до левого бедра, практически надвое. Даже бывалый Лыков никогда ещё не видел ударов такой силы… Мелентий умер мгновенно.

– Ифрит, собака! – выкрикнул сыщик в гневе. – Иди сюда, бейся со мной!

На его зов из-за валуна не торопясь появился великан с окровавленной шашкой в руках и попёр на него.

– Я здесь, урус! Хочешь смерти?

Больше он ничего сказать не успел, и сделать тоже. Разъярённый Лыков набросился на абрека с голыми руками. Чудовищной силы удар сбил Ифрита с ног. Алексей схватил его за бороду и поволок к большому камню. Оглушённый абрек захлёбывался кровью и глупо таращил глаза. Сыщик положил его голову на камень, примерился и, широко размахнувшись, приложился чуть выше переносицы. Раздался хруст, череп великана треснул, как спелая тыква…

– Это тебе за Мелентия, паскуда!

Почти в упор грянули выстрелы – уцелевшие абреки окружали пещеру. Таубе с Лыковым заторопились внутрь. Там в боевой позиции стоял Ильин и внимательно караулил, не крадётся ли кто из темноты.

– Что у вас там? – спросил он, оборачиваясь на секунду.

– Мы опять в осаде, – ответил Таубе. – Откуда только берутся, сволочь? Их там человек семь, не меньше.

– Сейчас я их прогоню, – сказал Лыков.

Подполковник с капитаном с интересом принялись наблюдать за ним. Алексей снял с лысины Лемтюжников обвитую жёлтой материей папаху, а у мёртвого Малдая подобрал его роскошную шапку из дорогого каракуля.

– Эй! Ловите там! – крикнул он наружу и, размахнувшись, далеко зашвырнул обе папахи. Выждал минуту и добавил:

– Даю пять минут. Кто не спрятался – я не виноват!

Сыщик повернулся к офицерам, сказал добродушно:

– Можете пока покурить. Надо дать им время намазать пятки салом.

– А нечего курить, отобрали всё, – сказал Ильин, и вдруг лицо его дрогнуло. – Живы… Я ведь уже…

Он сел на чурбан, обхватил голову руками и застыл так; по лицу его катились слёзы.

– Извините. Так страшно было…

– Ещё бы не страшно, – проворчал Лыков. – Я чуть не обделался…

Капитан овладел собой, поднялся. Мундир на нём был разорван, на голой мускулистой груди белели пузыри ожёгов.

– Спасибо вам, Алексей Николаевич. Не верил, скажу честно, что вы вернётесь.

– Это Мелентию Лавочкину спасибо. Спас он нас с вами. А сам погиб…

Все трое замолчали. Вдруг Лыков услышал, как умирающий Лемтюжников что-то бормочет.

– Тихо!

Он подошёл к старику, прислушался. Тот лежал на спине, из груди его слабеющим ручейком сочилась кровь. Устремлённые в пещерный свод глаза дезертира, недавно ещё такие злобные, сделались умиротворёнными. Это было так удивительно и не уместно в столь страшном человеке, что сыщик растерялся.

– Налинька… Налинька… [138]– чуть слышно шептал Лемтюжников. – Любовь моя, светик мой… скоро уж свидимся…