Валентин Лавров - Триумф графа Соколова

Подумал: «Сегодня позволю себе спать лишь до семи часов!»

Едва голова оказалась на подушке, как сыщик уснул провальным, без всяких видений сном. Соколов обладал редким даром: он спал ровно столько, сколько загодя позволил себе. Проснулся за несколько мгновений до того, как в гостиной большие каминные часы глухо ударили шесть раз.

Он никогда не позволял себе нежиться в постели. Соколов помнил слова своего отца, сказанные ему еще в раннем детстве: «Среди пороков самый гнусный — потакание слабостям своего тела. Если хочешь наслаждаться здоровьем, держи в узде свои слабости и страсти».

Резво вскочив с постели, сделал обычную гимнастику, принял душ.

Горничная Анюта и кухарка Лушка хозяйничали уже вовсю, готовили завтрак, а Мари помогала в столовой накрывать стол.

Перепелиные яйца с черной икрой, свежий козий сыр и два стакана крепкого чая — на все это ушло минут пятнадцать.

Сняв с полки толстенную, в красном переплете «Всю Москву», открыл ее второй отдел, посмотрел в алфавитном указателе жителей с фамилией Блюм и лишь после этого позвонил Мартынову:

— Александр Павлович, разбудил тебя? Как ты можешь дрыхнуть, когда великая Империя шатается? Есть интересные новости. Через сорок минут надеюсь видеть тебя на Тверском бульваре.

Мартынов сонным голосом пробурчал:

— Выезжаю!

Соколов для начала отправился к Цветному бульвару. Здесь, среди многочисленных дешевых публичных домов, жили и вполне добропорядочные граждане.

Оставив дожидаться извозчика, вошел в подъезд дома № 18. Минут через пятнадцать вернулся и приказал:

— Погоняй, братец! По бульварам — до Тверского.

В охранном отделении в этот ранний час было лишь два человека. Это старый знакомый сыщика, остроносый, с бесцветными бровями и голубыми глазами рядовой Ефрем Иванов, мечтавший стать филером. Кроме рядового, был дежурный офицер, крепко дрыхнувший в приемной на черной кожи диване.

Разбуженный стремительными шагами Соколова, офицер испуганно вскочил, вытянулся в струнку:

— Простите, господин полковник, малость притомился…

Вскоре появился пасмурный Мартынов.

Усевшись за свой служебный стол, он хмуро спросил:

— Что стряслось, полковник, если вы по ночам спать не даете?

— Дело самое спешное, а начальник охранки дрыхнет…

Соколов рассказал историю задержания Мишки Маслобоева, о его ценных признаниях, назвал адрес поставщика динамита из вечно беспокойного Саратова.

— Ясно как божий день, что Елизавета Блюм, на которую показал Мишка, и девица, соблазнившая нашего похотливого Гарнич-Гарницкого, — одно и то же лицо. Об этом говорит и анализ почерка. Письмо Гарнич-Гарницкому и записки из багажа Елагина писаны одной рукой.

— И что вы предлагаете?

— Установить слежку на всех вокзалах и выездах из Москвы, а на Немецкой и прилегающих улицах выставить филеров. И сделать это следует срочно!

Мартынов состроил кислое лицо:

— Что, искать ветра в поле? В Москве ли она? Ведь эта девица Блюм явно встревожилась арестом ее дружка Маслобоева и сразу же драпанула куда подальше. Вероятнее всего — за границу. Или в Петербург, Харьков, или в Берлин. А мы будем морозить наших филеров на Немецкой улице?

— В Берлине и Петербурге мы тоже обязаны ее проследить, но в Москве принять неотложные меры — сам Бог велел.

— Да знаете ли вы, полковник, сколько у меня всего филеров? Раз-два и обчелся.

— Не раз-два, а лишь в основном штате сорок человек.

— Надо будет мобилизовать человек тридцать, а кто станет проводить обычную повседневную работу? Мы должны оголить посты на вокзалах, через которые пудами тащат взрывчатку и подрывную литературу? И что это за фигура — как ее, Блям, Блан?!

— Блюм, в нашей картотеке не числится. Но по адресной книге я отыскал некую Елизавету Романовну Блюм. Нынче ранним утром навестил ее в доме номер восемнадцать по 1-му Знаменскому переулку, это в Сретенской части. Увы, меня ждало разочарование. Несколько ранний визит чуть не до смерти напугал добропорядочную одинокую даму, которой далеко за сорок, учительницу пения 4-й мужской гимназии на Покровке.

— Вот видите! А если дама пожалуется на нашего сотрудника прокурору?

Соколов укоризненно покачал головой:

— Ну и ну, что за святая наивность? Я ведь пришел якобы с почты, принес телеграмму, да по ошибке забрел не туда, куда следует. Так что жаловаться не на кого. К тому же познакомился, поговорил по-французски, оглядел крошечную квартирку и расшаркался. Дама была очарована и пригласила еще раз заходить — в любое время.

— Ну ловок!

Мартынов немного посопел и принялся снова ворчать:

— Слов нет, хорошо бы арестовать террористку Блюм. Но согласитесь, что эта птица не столь уж важная. Не Савинков это, не Виктор Чернов или хотя бы ваш приятель, с которым водку в Поронине пили и которого с моста хотели утопить. Как его?

— Ульянов-Ленин.

— Вот, он самый.

Соколов самым ласковым голосом, что обычно предвещало бурю, пробасил:

— У тебя, Александр Павлович, такая золотая голова, а рассуждаешь словно задроченный гимназист! Эту девицу нам важнее схватить, чем выявить сто пудов прокламаций, которые давно никто не читает, а лишь в сортир носят. У тебя мало сил? Договорись с начальником сыскной полиции Карлом Маршалком. Он поймет нас. Можно будет задействовать наиболее толковых из его филеров. Там есть прекрасные ребята, один Гусаков-младший чего стоит! Александр Павлович, ведь речь идет о покушении на Государя и его Августейшую семью…

Мартынов уже без прежнего упрямства проворчал:

— Но у нас пока нет даже толкового словесного портрета!

Соколов живо возразил:

— Почему нет? Я тебе доложил словесный портрет, как мне его представил Гарнич-Гарницкий. Если желаешь особую примету — родимое пятно с полкопейки чуть выше лобка.

Мартынов рассмеялся:

— Но эта примета годится лишь для самого Гарнич-Гарницкого. — И нахально улыбнулся: — И для вас, полковник, с вашей неотразимостью.

Соколов встал с кресла, медленно подошел к столу и вдруг ухватил Мартынова за ухо. Он начал безжалостно трепать его, приговаривая:

— Вот тебе за амикошонство, вот за наглость!

Мартынов вырвался, возмущенно закричал:

— Да как вы смеете, полковник, да я вас!

Сыщик невозмутимо отвечал:

— Я могу в постель положить и английскую королеву, коли это вызывается оперативной обстановкой и пойдет на благо Российской империи. Но давать мне подобные советы — весьма, сударь, глупо и бестактно. Для первого раза ограничусь, однако, сей выволочкой. Но впредь советую быть осмотрительней.

Мартынов, ставший красным, как вареный рак, сдался: