Валентин Лавров - Кровавая плаха

— Витольд Людвигович, поедемте покатаемся! И потом домчим вас до дому.

Делать было нечего, Горский согласился.

«В этом есть социальная справедливость, — подумал он. — Эксплуататор доставляет удовольствие порабощенному капиталом. Да и я, как меч правосудия, допущу гуманный поступок: пусть напоследок папаша покатается со своими детишками. — И возбуждающая радость мысль зашевелилась в его черепной коробке: — Вот вы, все трое, завтра станете трупами! Вы, которые за гроши мучили меня, талантливого человека, унижали подачками с вашего хозяйского стола, вы все ляжете в могилу. Ваши черепа будут раздроблены, сердца пробиты пулями».

Вдруг он очнулся, его за руку теребил Александр:

— Садитесь рядом со мной, Витольд Людвигович! Здесь мягче и подушка под спинами теплая.

— Скоро ляжешь еще мягче. Будут юродивые причитать: «Пусть земля тебе, мученик, будет пухом!» — И он расхохотался так дико, что Иван Сергеевич удивленно посмотрел на гимназиста:

— Что с вами?

Потом они поехали вечерними улицами древнего города. В ясном морозном воздухе, на беспредельной высоте, горели звезды. Пара, словно ветер, неслась вперед, коренник дробил крупной рысью, пристяжная метала из-под копыт снежные комья… Хороша ты, жизнь!

Вот уж точно: «Жизнь дает Господь, а отнимает всякая мразь!»

На следующий день произошло то, что заставило назвать гимназиста Горского «Мясником».

Итак, первого марта Витольд Людвигович, как обычно, пришел в дом Жемарина в четыре часа пополудни. Два часа он занимался с мальчиками.

В начале седьмого все сели за чай.

— Батюшка, — сказала няня, — так мы с кучером нынче и отвезем твою посылочку в монастырь?

Речь шла о подарках купца настоятельнице Воскресенского монастыря для раздачи насельницам. Во дворе сани уже были нагружены всякого рода товарами: рисом персидским очищенным, несколькими головами сахара, дюжиной бутылок фруктового сиропа, лежало фунтов десять чая цветочного, шоколад «Санте», мешок гречневой крупы.

— Не поздно ли нынче? — засомневался Иван Сергеевич.

— Благое дело завсегда ко времени, — резонно возразила старушка. — Да и езды тут — рукой подать.

— Тогда, мои золотые, с Богом, — напутствовал купец. — Да, чуть не запамятовал, я привез для сестер полдюжины арбузов да два десятка апельсинов. Стоят в мешках, кучер мой в сени занес. Пусть разговеются. Да поклон мой скажите сестрам.

Сани уехали. Вскоре по делам ушел и сам хозяин.

…Горский вновь вернулся в учебный зал, продолжил занятия со старшим сыном Жемариных Иваном. Тот выполнял задание учителя — решал тригонометрическую задачу.

«Пора!» — решил Горский. Он наклонился к своему портфелю, стоявшему на полу возле стола, медленно достал болванку, поднялся во весь рост и с размаха стукнул ребенка по темечку.

«Только бы успеть перехватить тело, прежде чем оно грохнется на паркет!» — все время думал Горский.

Но мальчик не упал. Он завалился вперед, и алая сильная струя крови залила аспидную доску и стол.

«Сколько крови! — удивился Горский. — Итак, счет я открыл — первый! — с чувством странного удовлетворения подумал он. — Самое главное — ловить их по одному. А как ловить? Сачком — как бабочек? Куда я дел сачок?»

Вдруг он с ужасом ощутил, что его рассудок, остававшийся холодным до начала дела, помутился, лопнул, распылился. Он никак не мог сосредоточиться на одной мысли, понять, что теперь следует делать.

Все закрутилось перед Горским. Из-под стола вылезла какая-то морда с рожками. «Кто это? — удивился гимназист. И тут же сообразил: — Это младший сын Жемариных — Александр. Он маску рождественскую надел. Вот как хорошо. Сейчас я его!»

Он стукнул по рогатой голове болванкой. Но голова стала хохотать и плеваться кровью в Горского.

Все пошло кругом, Горский зашатался. Он хотел облокотиться на стол, но его рука уперлась во что-то сырое и скользкое. Это была голова Ивана, который от толчка рухнул на пол.

И тут же произошло как бы прояснение сознания. Горский схватил Ивана под мышки и оттащил в кабинет Ивана Сергеевича. Едва он бросил мальчика на пол, как тот начал слабо стонать.

«Ну живучий! — удивился Горский. — Если бы я тебе не помог, ты, глядишь, лет сто коптил бы небо. А теперь прямиком — к ангелам!»

Он почти бегом отправился за болванкой, которую бросил возле стола. Подняв ее, он вошел в кабинет и три раза ударил по голове мальчика. Тот перестал стонать.

— Да, теперь начинается самое серьезное! — Верный давней привычке разговаривать сам с собой, он и сейчас говорил вслух. — Кто следующий? Желательно их собирать кучнее, а не разбрасывать по всем комнатам. И сколько осталось их в доме? Один, два, три… семь человек. Я должен их превратить в трупы, пока не вернулись другие. Тогда я легко разделаюсь с возвращающимися.

Насвистывая что-то веселенькое, он пошел по коридору. Из кухни раздавались голоса, смех.

Горский заглянул в щель приоткрытой двери. Увидал троих: дворника Константина, кухарку Прасковью и Варвару Силантьевну. Последняя что-то оживленно рассказывала.

«Прекрасно, остановлю свой выбор на этой милой старушке!» — решил Горский и всунул голову в дверной проем:

— Варвара Силантьевна, пойдемте скорее, у Ванюшки кровь идет… носом.

— Ах ты, Господи! — перекрестилась женщина. — Почто такая напасть? Ну пошли, пошли, друг ты мой сердечный.

Горский пропустил Варвару Силантьевну вперед. Едва та раскрыла дверь зала, как он нажал курок, приставив револьвер к затылку женщины.

Та грохнулась на пол.

— Вторая! — улыбнулся Горский. — В кухне не должно быть ни одного трупа. Иначе купчиха, вернувшись домой, сразу все увидит. Итак, господа, кто следующий?

Горский вновь вошел на кухню.

Дворник Константин приветливо сказал:

— Иди, Витольд, попей с нами чайку. Как раз заварился. Калачи горячие! А то ты совсем умучился, лица на тебе нет.

Злоба закипела в груди Горского:

— Я давно терплю ваше амикашонство. Почему вы смеете называть меня на «ты» и пренебрегать моим отчеством?

Дворник удивился, добродушно произнес:

— Ну что ты злобишься?. Ведь я тебе в отцы гожусь. Я Лёв Николаевича Толстого на «ты» называл, а он поважнее тебя будет. Садись, мой хороший, попей чайку. Хошь с медом, хошь с малиновым вареньем. Ты пей, как говаривал Лёв Николаевич, а вода сама дырочку найдет.

Горский с ненавистью посмотрел на Константина:

— В данный момент у меня есть дела посерьезнее чая. Идите, — он кивнул дворнику, — вас зовет Варвара Силантьевна.

— Зачем я вдруг понадобился? — удивился дворник и поспешил в зал.

Не успел он перешагнуть порог зала, как Горский повторил старый прием: выстрелил ему в затылок.