Валентин Лавров - Кровавая плаха

Сонька, неукоснительно соблюдавшая конспирацию, разогнала «соратников» по разным углам. Хуня остановился в номерах Баранова; что в Чернышевском переулке, а Михель в «Англетере» на Малой Морской, 1. Сама Сонька заняла «люкс» в «Пассаже» (Невский, 51).

— Будем отдыхать и наслаждаться красотами жизни, — обещала Сонька. — Вот вам, аристократы, на любовь и вино, — своими изящными пальчиками, со вкусом украшенными дорогими бриллиантами, она отмусолила им по полтысячи рублей. — Понадобитесь, я найду вас. Зай гезунд!

Увы, с отдыхом у наших тружеников ничего не получилось. Уже на другой день, прогуливаясь по Невскому проспекту, Сонька почти случайно познакомилась с высоким седовласым господином, одетым со старомодной чопорностью. Разговорились.

— Бывший директор мужской Саратовской гимназии Динкевич Михаил Осипович, — представился седовласый. — Двадцать пять лет беспорочной службы, а вот теперь, — в его голосе зазвучали нотки обиды, — вывели на пенсион.

Сонька внимательно и ласково глядела своими бархатными глазами на Динкевича, словно ободряя его к рассказу. И он продолжил:

— В Саратове я жил с дочерью, зятем и тремя внуками. Но я никогда не забывал своей родины — Москвы. Я родился и до женитьбы жил на Остоженке…

— «Город чудный, город древний! Ты вместил в свои концы и посады, и дворцы!» — белозубо улыбнулась Сонька. Это стихотворение она учила в десятилетнем возрасте. Память не подвела!

— Прекрасные строки Федора Глинки! — обрадовался Динкевич. — А вы, сударыня, тоже москвичка?

— Позвольте представиться: графиня Софья Ивановна Тимрот, урожденная Бебутова. У нас родовое гнездо в Москве.

— Ах, фамилии громкие! А я продал свой домик в Саратове и решил со всей семьей обосноваться в Белокаменной. Всех денег, считая нажитые, 125 тысяч. Дворец, конечно, не купишь, но…

— Без всяких «но»! — внушительно заявила Сонька. — На эти деньги нынче в Москве можно купить отличный дом с парком. — Она задумчиво положила руку на кисть собеседника и проникновенно сказала: — Считайте, вам повезло. Мой муж — гофмейстер Двора Его Императорского Величества. Так вот, Григорий Петрович только что получил назначение послом России в Париж. И мы уже решили продать свой московский дом…

— Ой, мне вряд ли это по средствам, — смущенно забормотал Динкевич.

— А мы за деньгами не гонимся. — Сонька гордо вскинула голову. — Нам важно родовое гнездо передать в хорошие руки. Думаю, ваших денег вполне хватит. Отдадим со всей обстановкой.

— А где дом? — загорелся Динкевич.

Сонька, лихорадочно соображая, кокетливо улыбнулась:

— Приедем в Москву и я вам покажу. А пока извольте иметь от вас эту крошечную тайну.

— Конечно, так даже интересней, интрига!.. Когда, графиня, прикажете смотреть владения?

— Мне назначена аудиенция у Государыни Императрицы! — тоном, полным спокойного достоинства, произнесла Сонька. — Освобожусь через пять дней. В старой столице буду семнадцатого августа.

— Как это кстати! — потер ладони Динкевич. — Я рассчитываю посетить свою старую тетушку. Она живет в Клину, как раз по пути.

Сонька влезла в ридикюль, вынула небольшой железнодорожный справочник, нашла нужное:

— Я поеду пятым скорым поездом, разумеется, первым классом. Куплю отдельное двухместное купе. В Клину поезд будет в 8 часов 20 минут утра. Проводнику скажете, что идете ко мне. Дальнейший путь мы проделаем вместе. Согласны?

— Графиня, позвольте поцеловать ваши ручки! Как я вам обязан. У вас истинно ангельская душа, вполне согласная с вашей прекрасной внешностью! Деньги у дочери, сегодня же дам телеграмму, пусть срочно с мужем и детьми выезжают в Москву. Чтобы успели прибыть к семнадцатому.

…Уже через час Сонька совещалась со своими «соратниками». Был выработан план действий. Хуня и Михель с первым же поездом отбыли в Москву. Динкевич дал телеграмму дочери, а сам направился к тетушке в Клин. Сонька осталась в Питере наслаждаться «красотами жизни».

16 августа, незадолго до отхода поезда, Сонька зашла в ресторан. Там к ней пристал какой-то дядя в форме акцизного чиновника. Он был несколько выпивши и по этой причине находился в куражном настроении: хвалился своим богатством, доставал портмоне, набитое крупными ассигнациями. «Озолочу, неземная красота! — страстно шептал чиновник. — Сделаю подарок!» Деньги эти были казенными, а обещания ложными.

Сонька решила случая не упускать. Она томно посмотрела на страстного чиновника:

— С таким щедрым человеком интересно выпить шампанское в номере. Приходите минут через десять ко мне в «люкс», это на втором этаже, справа от лестницы. Только, умоляю, сохраните мою честь: пройдите незаметно! Чтоб ни одна душа вас не видела.

— Не сомневайтесь! — захлебнулся от волнения чиновник.

Сонька взглянула на часы: до отхода поезда оставалось чуть более часа. «Тем лучше!» — решила она. Первой поднялась к себе, приготовила бокалы, насыпав гостю снотворный порошок. Тот явился чуть смущенный, но переполненный радостью. Выпили шампанского. Чиновник полез было обниматься, как сон его сморил. Сонька опустошила портмоне и затем спустилась к портье, оплатила номер еще за сутки. После этого села на извозчика и за три минуты до отхода поезда вошла в вагон.

Теперь ее занимали две мысли: успеет ли чиновник очухаться прежде, чем она прибудет в Москву? Если он все же заявит в полицию, то ее могут арестовать прямо в поезде. Какому-то дураку пришло в голову изобрести телеграф!

И второе: сядет ли на поезд Динкевич? А если сядет, то хорошо ли справились со своей задачей Хуня, Михель и те, кого они завербуют для этого дела в Москве?

…Поезд начал притормаживать. Приближались к Клину, с которым у нашей дамы были связаны воспоминания бурной юности.

Много лет назад Сонька начинала свою карьеру скромно — она была воровкой «на доверии» в вагонах 3-го класса. Народ кругом простой, пожива невелика: бабы с плачущими детишками, мужики с мешками. Среди этой серой массы однажды Сонька разглядела молодого красивого юнкера.

Фуражка с кокардой, ментики, пуговицы золотом блестят, а у сапог новенький фибровый чемодан стоит. Естественно, что у Соньки возник к этому юнкеру большой интерес. Подошла она к юнкеру, вежливо поклонилась:

— Господин полковник, здесь место не занято? Я не помешаю?

Зарделся юнкер:

— Милости прошу! Позвольте вашу поклажу на крючок повешу. Только должен сказать, что я еще не полковник и вряд ли им теперь буду.

Сели рядышком, разговорились. Юнкеру явно понравилась девушка. Говорит он с ней просто и откровенно:

— Еду я из Санкт-Петербурга в Москву по служебному делу — поступать в Иркутский пехотный полк. Но… давно мечтаю стать артистом. Друг нашей семьи — сам Островский. Так вот, Александр Николаевич говорит: «Миша, у тебя большие задатки, поступай на сцену!»