Дмитрий Дивеевский - Дровосек

А Всеволод, уже тогда понявший, что партия, со своей тупой системой управления сельским хозяйством, неминуемо загонит его в могилу, решил во всем этом не участвовать и пойти в науку. Обладая хорошими природными данными, Булай быстро закончил заочное отделение Горьковского сельхозинститута, поступил в аспирантуру и стал писать диссертацию по травопольной системе Вильямса, надеясь после защиты стать преподавателем этого вуза. Однако на завершающем этапе диссертации случилась очередная народная беда. Побывавший в США Хрущев подхватил там кукурузную лихорадку. Когда кампания достигла нездоровых масштабов и городской сумасшедший Мышин стал бегать по улицам, обвешанный кукурузными початками, Булая вызвал его научный руководитель профессор Виноградов и сказал:

– Не судьба, тебе, Сева, быть кандидатом наук. Травополку прикрыли. Оказывается, она была антинаучным направлением нашей с тобой деятельности. Теперь все силы бросаем на королеву полей – кукурузу. Только кукурузные темы все уже разобраны товарищами пошустрее. А тебе научный совет предлагает тоже неплохую работу: «Марксизм-ленинизм в севооборотах». Берешь?

Виноградов виновато улыбнулся. Он знал, что этот аспирант такой ерунды писать не будет. А Булай уважал этого порядочного и заслуженного человека, много лет проработавшего агрономом и накопившего огромный запас знаний о родной земле. Ему было искренне жалко профессора, который будет вынужден преподавать бред сивой кобылы студентам и рецензировать аспирантскую чушь о влиянии политики КПСС на рост зерновых. О чем можно было с ним говорить в таких условиях? Всеволод вернулся в Окоянов и продолжил трудиться в колхозе «Победа», навсегда отказавшись от надежд на лучшую жизнь и желая только одного – не потерять себя в этом безумном коловращении под руководством коммунистической партии.

Тогда в жизни Всеволода стали происходить явления, им не совсем осознаваемые. Лишившись надежды сотворить будущее собственными руками, он ушел в себя и делал работу лишь настолько, насколько это требовалось. Все остальное время Булай проводил за чтением литературы, найдя в ней средство бегства от реальности и одновременно – познания мира. В голове его будто включился механизм наверстывания упущенных знаний. Подсознательно Булая стало выносить на главный стержень каждой человеческой жизни – стремление понять, что с ним происходит. Он прочитал всю районную библиотеку, подписался на всевозможные периодические издания и читал их от корки до корки. При этом проявлялся и его взрывной темперамент. Чтение сопровождалось возгласами, эмоциональными комментариями и пространными рассуждениями. У стороннего наблюдателя могли закрасться подозрения в нормальности Булая. Познакомившись с тестем, молодая жена Данилы Зоя молча покрутила пальцем у виска. Она не привыкла к подобным типам в своем окружении. Однако Данила понимал, что с нервами у отца все в порядке. Просто в нем говорила натура, рожденная активно и творчески познавать мир.

Потом они стали разговаривать на различные темы, и сразу обнаружилось, что точка зрения отца далека от общепринятой. Почти по всем вопросам у него было свое, не похожее на другие, мнение. Может быть, он не догадывался, что в каком-то смысле унаследовал свойства своего родителя, также имевшего особенное зрение.

Первые конфликты возникли из-за войны в Афганистане. Тогда Данила жил в Москве, возвратившись из Берлина, и отец регулярно наведывался к нему в гости. Он только что ушел на пенсию и полностью погрузился в политическую материю. Не успев отдохнуть от ночного переезда в столицу, Всеволод с ходу атаковал сына очень неудобными вопросами. Притом, ответы на эти вопросы у него уже были готовы, и он хотел только одного – прижать к стенке Данилу как представителя официальной позиции. Данила же тогда действительно верил в необходимость интервенции, зная, что в Афганистане завязалась схватка за будущее между СССР и США. Он не знал другого – Советский Союз при том раскладе эту схватку уже не мог выиграть. Армия была так же парализована устаревшим руководством, как и вся страна, и оказалась не в состоянии вести современную войну. ЦРУ и СИС переигрывали КГБ в Афганистане потому, что сумели с помощью денег направить местных феодалов в русло партизанского движения. Повторялся горький урок многих войн – оккупационные войска бессильны против партизан, опирающихся на поддержку населения.

Их споры доходили до высшей точки накала, и Данила срывался, повышая голос на отца. Тот горько и в то же время язвительно улыбался:

– Криком хочешь переспорить, сынок? Это дело немудреное. Но я взаправду рад, что ты не в Афганистане. Сколько там наши интересы стоят, я не знаю. Но лучше бы наши мальчики там свои головы не складывали.

Данила приходил в себя, извинялся перед отцом и старался направить разговор в мирное русло. В результате, их споры в напряженность отношений не перетекали, хотя младший Булай иногда с чувством неприятия вспоминал нетерпимый отцовский сарказм. Отец был скор на слово и умел так ожечь, что мало не покажется. Тем более что чем дальше, тем больше отец начинал демонстрировать понимание вещей, о которых Данила раньше не задумывался.

Этим летом отец стал посвящать сына в результаты своего освоения литературного процесса советского периода. Во многом ему помогали и многочисленные публикации о реальных эпизодах истории, которые стали появляться с началом перестройки. Видимо, накопившиеся знания начали сами по себе оформляться в какую-то позицию. Ему нужен был собеседник, и он находил его в сыне. Теперь отцу не давали покоя знания, почерпнутые из ранее недоступной литературы. Он составил большую подборку всяких публикаций о Петре Великом и явно вознамерился напасть с ней на сына, который, по его пониманию, Петром восхищался.

– Что вот Вы тут о Петрушке все время пели: великий, великий. Ой-ой-ой. А вот он какой великий: читай, наслаждайся!

Данила оторопело посмотрел на отца:

– Батя, ты что? Кто чего пел?

– А то, на медной лошади его поставили посреди Питера, город обозвали Петербургом и много чего еще. Но ведь не такой он был, как нас учили.

– А какой?

– Какой? А ты вспомни историю. Вспомни, в какую эпоху он правил. Интересное было время. Рядом, бок о бок жило два мира – европейский и русский.

Чем была характерна Европа? Тем, что там во всю расцвел просвещенный абсолютизм. Феодализм, понимаешь, дает дуба, а в просвещенных монархиях появляется буржуазия. В Европе уже бегают собственники неблагородного происхождения – цеховики, купчишки, вольный землепашец. Тут как раз вовсю расцветают протестанты. Кто это такие? Это носители религии земного успеха. Появляется там у них примат мира профанного перед миром сакральным. Здорово сказал? Это я в одной статье вычитал. В общем, зреют буржуазные революции.