Мэтью Перл - Тень Эдгара По

Так я думал с тех пор, как столкнулся с мерзавцем Ролленом. Но теперь, перед этой женщиной в оранжевых перьях, я задался вопросом: «Какова ее роль в убийстве Барона и в исчезновении Дюпона?»

Я отвел глаза от красного зонтика и устремил взгляд на хозяйку.

— Вы знали о планах своего сына, мадам Бонапарт?

— Откуда у Бо планы? — фыркнула несостоявшаяся королева. — Ему бы только в саду копаться да книжки читать. Он, даром что член коллегии адвокатов, никогда не мнил себя годным к этому делу. Светский лев — вот он кто. Конечно, он хочет занять место в обществе, положенное ему по рождению; хочет получить деньги и власть, на которые мы можем претендовать как Бонапарты, но одного желания недостаточно. Тут нужна сила духа, а ее-то у Бо и нет.

— Тогда чьих это рук дело? Кто велел вам организовать убийство Дюпона, чтобы Луи Наполеон снова стал популярен в массах?

— Вот не ожидала, что такому красивому молодому джентльмену может настолько недоставать учтивости, — с налетом кокетства упрекнула мадам Бонапарт. Взгляд ее лениво заскользил по мне, оценил с головы до ног. Стало неловко. Поначалу мадам Бонапарт улыбалась; когда речь зашла о Бо, черты лица словно застыли.

— Бо… ах, этот Бо! Господь свидетель, я сделала все, что могла. Сколько раз я ему говорила: ты слишком знатного рода, чтобы жениться на американке. А он все-таки женился, принизил себя этим браком. Я хотела, чтобы он добился руки своей кузины, Шарлотты Бонапарт, тогда бы мы снова обрели влияние. Но упрямец Бо наотрез отказался.

— Но вы ведь тоже, будучи юной девицей, пошли против родительской воли, — напомнил я.

— Нашли с кем сравнивать! Я поступила так, чтобы оказаться под крылом императорского орла! — с жаром возразила мадам Бонапарт. — Конечно, император дурно со мной обошелся, но он давно прощен. Знаете, что он сказал перед смертью маршалу Бертрану? «Те, кого я обидел, простили меня; те, кого я осыпал милостями, забыли меня». Слова относились и ко мне. Ах, Наполеон может не сомневаться: мои внуки не забудут, что их двоюродный дед был великим императором!

Мадам Бонапарт подняла руки, и я смог лучше разглядеть одежду, висевшую позади ее кресла, — свадебное платье, в котором Элизабет Паттерсон блистала в Балтиморе в 1803 году, на венчании, потрясшем весь мир. Из Америки во Францию тотчас отправились посольства, имевшие целью смягчение императорского гнева. Как раз недавно я читал об этом платье — по моему мнению, такие подробности делают историю. Платье было из индийского муслина и кружев и предполагало только один предмет дамского белья, чем вызвало скандал. Один француз так отзывался о нем в письме: «Весь наряд невесты уместился бы в моем кармане».

Теперь знаменитое платье, уже совершенно негнущееся от старости, висело на стене. Впрочем, издали следы времени были незаметны, и казалось, платье можно хоть сейчас надеть и мчаться в церковь.

Вдруг раздался плач ребенка — жалобный, неестественно громкий, он резанул по ушам. Я стал оглядываться, почти готовый к божественному откровению. Оказалось, упомянутая мной прежде девушка в кресле-качалке на самом деле баюкала малыша не более восьми месяцев от роду. Мне сообщили, что это — Шарль Жозеф Наполеон, младший сын Бо и его жены Сьюзен, оставленный на попечение мадам Бонапарт, пока Бо и Сьюзен умоляют французского императора поделиться величием с балтиморскими родственниками.

Мадам Бонапарт взяла внука к себе на колени, просто-таки вцепилась в него.

— С этим малышом, как и с его братом, связаны мои надежды. Вы видели моего старшего внука, мистер Кларк? Он закончил Гарвард и сейчас продолжает обучение в Вест-Пойнте. Мальчик послан мне в утешение за бездарного мужа. Он высок, красив, он скоро поступит в самый престижный полк.

Мадам Бонапарт поворковала над младшим внуком и подытожила:

— Из него получился бы превосходный император Франции.

— Конечно, мадам, если Луи Наполеон соизволит включить вашего отпрыска в список претендентов на престол, — уточнил я.

— Новый император, этот Луи Наполеон, отличается прискорбной заурядностью — по крайней мере в сравнении с Джорджем Вашингтоном. Для сохранения империи нужно куда больше дальновидности, чем имеется у него.

— Вы хотите сказать, что недостающая дальновидность может быть почерпнута из вашей семьи?

Ребенок заплакал, мадам Бонапарт отдала его няньке.

— Я слишком стара, чтобы кокетничать, а ведь некогда это умение было моим единственным козырем. Я устала от ожидания, мистер Кларк. Я устала от спячки; мне надоело торопить время и тем убивать его. Когда-то у меня было все, кроме денег; теперь нет ничего, кроме денег. Мои потомки — не более чем американские колонисты? Как бы не так! Пусть этим статусом довольствуется недотепа Бо, но не мои внуки!

— Значит, это все-таки ваших рук дело. Вы согласились убить человека, причем гениального человека, в угоду Луи Наполеону — пусть себе спокойненько совершает переворот, не боясь, что Дюпон разгадает его планы.

Мадам Бонапарт передернула плечами.

— Мы всего-навсего приютили французских путешественников и профинансировали их предприятие. Вы правы — это было сделано по моему распоряжению. Но само поручение давала не я — оно исходило от третьей стороны.

— И что же, ваши гости справились с заданием?

Мадам Бонапарт жестом отослала няньку и лишь по ее уходе позволила себе нахмуриться.

— Олухи. Прикончили не того, кого было надо. Конечно, у них имеется оправдание — парижские жандармы указали вас как ориентир. Дескать, стрелять в того, кто будет замечен в вашем обществе. А вы караулили возле гостиниц этого второго — лжебарона и лже-Дюпона. Впрочем, не важно, кто из них настоящий; главное — цель достигнута. Никто не попытался сорвать планы Луи Наполеона; хвала Господу, он на престоле.

Она снова пронзила меня взглядом. Я мысленно приготовился к суровой критике.

— А каковы ваши мотивы, мистер Кларк? Насколько мы все поняли, вы привезли этих двоих аналитиков из Парижа, чтобы разобраться в причинах смерти поэта, перед которым преклоняетесь. Я слыхала об этом вашем По. В Америке его талант не нашел признания, не так ли?

— Ситуация исправится, — сказал я.

Мадам Бонапарт рассмеялась:

— Блажен, кто верует. А знаете что? Молодые парижские литераторы вашим По зачитываются. Так-то, мистер Кларк. Он, вообразите, напоминает им мосье Бальзака — такой же гениальный неудачник, кукла в руках судьбы. Ваш По оказался близок по духу европейцам — впрочем, как и все великие американские умы. Догадываюсь, однако, что для вас, мистер Кларк, простого поклонения поэту По недостаточно. Мой сын похож на вас — полагает, будто книги пишутся персонально для его читательского величества.